«В последние ночи число взрывов на железных дорогах выросло до такой степени, что при создавшемся положении их повторение может серьезно угрожать операциям на фронте, особенно снабжению войск. Необходимо любыми средствами добиваться прекращения взрывов и снижения до минимума числа отдельных минирований».

Однако приказы и распоряжения немецко-фашистского начальства, несмотря на их категоричность и обещания обрушить на «нерадивых» всяческие кары, не достигали цели.

В конце сентября от командира Минского партизанского соединения и первого секретаря Минского подпольного комитета партии Героя Советского Союза В. И. Козлова, остававшегося на подпольной работе в Белоруссии с первых дней ее оккупации, поступил интересный документ – донесение «имперского управления путей сообщения в Минске – главному управлению путей сообщения Востока в Варшаве». В нем с чисто немецкой педантичностью перечислялись все «чрезвычайные происшествия» на железных дорогах Белоруссии за одни сутки – 18 сентября 1943 года. За двадцать четыре часа было зарегистрировано шестьдесят «происшествий».

Оккупанты сами признавали, что на партизанских минах только за сутки подорвались тридцать четыре поезда. При этом оказались выведенными из строя тридцать три паровоза, восемьдесят четыре вагона, в том числе два пассажирских, остальные с военными грузами.

В донесении конкретно указывалось, где и когда это произошло.

Записи были лаконичными:

«9 часов 14 минут. Буда – Кошелево – Радеево. Вспомогательный поезд наскочил на мину...» «11 часов 39 минут. Буда – Кошелево – Радеево. Поезд № 3310 наскочил на мину...» «18 часов 43 минуты. Волковыск – Барановичи. Поезд № 412 наскочил на мину. Разбиты два предохранительных вагона и два паровоза. Четыре вагона повреждены...» «21 час 20 минут. Осиповичи – Татарка. Поезд № 7196337 наскочил на мину. Вышли из строя два предохранительных вагона, паровоз, два пассажирских вагона...» «22 часа 24 минуты. Минск – Борисов. Поезд № 7196338 наскочил на мину. Вышли из строя паровоз и восемь вагонов...»

Далее следовали записи о подрывах пути: «Ур-жач – Сураж – 20 взрывов пути... Унеча – Кричев – 100 взрывов... Тощица – Рогачев – 89 взрывов... Шваровка – Погодино – 80 взрывов пути, повреждено 75 рельсов и 30 шпал... Станция Калинковичи – сгорел товарный склад... Пуховичи – Дричин – обнаружены мины... Индра – Полоцк – взорван путь». Взрывы, взрывы, взрывы... Больше тысячи за сутки на всех дорогах.

К тому дню, когда Белоруссия была освобождена, партизаны, подпольщики, специальные диверсионные группы уничтожили 11 128 железнодорожных эшелонов с военными грузами и живой силой противника, 34 бронепоезда, 1 355 танков, танкеток и бронемашин, 438 орудий разного калибра, на длительный срок вывели из строя 29 железнодорожных станций, 48 водонапорных башен, взорвали и сожгли 939 военных складов, 5 500 железнодорожных и других мостов, разгромили 948 вражеских гарнизонов, военных штабов и комендатур. Хотя в отрядах и бригадах, как правило, не было зенитной артиллерии, все же партизаны вели борьбу и с авиацией противника. Во время рейдов на аэродромы и ружейно-пулеметным огнем было уничтожено 305 фашистских самолетов. Таковы краткие и довольно неполные итоги борьбы белорусов под руководством партийных организаций против оккупантов, при деятельном участии Белорусского штаба партизанского движения во главе со славным сыном своего народа, вторым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии Петром Захаровичем Калининым.

П. К. Пономаренко огласил радиограмму, пришедшую в адрес Центрального штаба партизанского движения. Командующий «добровольческим корпусом», бывший подполковник Красной Армии Гиль-Родионов, еще вчера проводивший карательные операции против партизан, в эту ночь со своим «войском» добровольно перешел на нашу сторону. Чтобы разобраться во всем этом деле, требовалось срочно отправить в тыл к врагу специальный самолет с особоуполномоченным Центрального штаба.

По роду нашей службы мы с Сергеем знали о бывшем подполковнике Гиль-Родионове. Под его командой в районе Минск – Вилейка действовал так называемый «добровольческий корпус», сформированный в основном из числа бывших военнослужащих Красной Армии, попавших в плен летом сорок первого года. «Корпус» этот находился в оперативном подчинении фашистского командования. Скорее всего, считали в штабе, радиограмма была провокацией. Но дело осложнялось тем, что автором ее был не сам Гиль-Родионов, а командир партизанской бригады «Железняк», один из молодых, энергичных и удачливых партизанских вожаков, коммунист, действовавший в том самом районе, куда явился Гиль-Родионов.

– Может, они нашего командира душат? – спросил П. К. Пономаренко. – Может, убили его? А теперь с нами «играют» через своих радистов?

В тот же день из Москвы была отправлена ответная радиограмма. В ней командира партизанской бригады запрашивали о вещах абсолютно секретных и никому, кроме него, не известных. Если его уже нет в живых, никто не смог бы дать ответа, даже приблизительного, ибо речь шла о встрече руководителей некоторых отрядов с Верховным Главнокомандующим, а в числе приглашенных в Кремль был тогда и он. В радиограмме предлагалось назвать точную дату бесед со Сталиным. Ответ пришел незамедлительный и точный.

Значит, наш командир жив? И все же возможность провокации не исключалась. Надо было отправляться в тыл, к этому странному подполковнику с замысловатой двойной фамилией.

– Кого пошлем? – спросил секретарь ЦК. Сергей сразу же предложил свою кандидатуру.

– Вы слишком много знаете, – возразил П. К. Пономаренко. – И не уговаривайте! Попадете к фашистам, они найдут способ докопаться до всего...

Начальник и подчиненный чуть не поссорились той ночью, очень уж настойчиво уговаривал Сергей Пантелеймона Кондратьевича. И только когда Сергей напомнил, что шел работать в штаб на полгода, что отбирал себе бойцов, – хотел с последней группой уйти в тыл, что, как говорится, «стал ногой на горло собственной фронтовой песне», – тогда только начальник Центрального штаба согласился.

С этим же самолетом было решено отправить в тыл врага представителей Белорусского партизанского штаба Ганенко, Мочульского и Доморада.

Линию фронта пересечь следовало затемно. До передовой «Дуглас» должны были сопровождать истребители, а потом им предстояло вернуться домой – не хватило бы горючего, чтобы эскортировать до места. Условленный посадочный знак – костры, выложенные «конвертом».

Сергей вооружился, что называется, до зубов: гранаты, трофейный автомат, магазин к нему, на боку – «маузер».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.