Матвеев выпил, передал горлан Селяеву и, окинув черными смоляными глазами баркасы, спросил:
- Степановский баркас кончили? Дело, ребята! Один, значит, - осталось. Да и там работа - во, - сжал он кулак, - горит!
Снова Кранец помешивал булькавшую черной мутью смолу. Митяй уже стучал у последнего баркаса, рядом с Федором. Легко взлетала киянка и тугим ударом вгоняла паклю в щель.
Федор, «нагнувшись, прошептал:
- Вакушка на тебя косится. Поглядывай, Митяй. Тут Бакал его подбивает, обидно ему. Будь на - чеку, парень.
Безмолвными высокими сторожками стоят столетние осокори. Только на краю поселка кто - то заунывным, полным тоски тенорком поет:
Уж ты сад, мой сад,
Сад зеленый мой... .
Была безмерная горечь в рыдающем голосе певца. Потом кто - то громко захохотал и крикнул:
- Петро!... Швохнев!...
Кто - то засвистел тонко и пронзительно. Послышались тяжелые шаги бегущего. Через секунду придушенный крик:
- Степаа - а - ан...
Потонул этот зов в ночной темноте. Человек хрипло, сквозь смутную возню и тяжелое дыхание приговаривал:
- На, гад, ешь... За все тебе, за все... в срок... в срок выйдешь... На - ах...
Разом все смолкло.
И тихо - тихо, прерываясь, зазвенела песнь:
Ты зачем рано цветешь, Осыпаешься...
Ставили паруса. Бабы тащили в узелках и корзинах съестное на дорогу отплывающим рыбакам. Ребятишки бегали по снаряженным баркасам и их веселые голоса звонко раздавались по берегу.
Кранец и вислоухий Колька Кононов собирали на моток длинную бечеву. Она змейкой бежала по берегу и песчинки оседали в грязной руке Кольки.
Костька Синицын забивал киянкой вывалившуюся деревянную уключину и с тревогой посматривал на поселок.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.