Рассказ
МЫ ЛЕЖАЛИ рядышком на пляже, и сосед мой, Шуцкий, старательно зарывая меня в песок, рассказывал: Стояла дивизия наша на Ир... против белых. Зимой дело было.
Должен тебе сказать, что белые, стоявшие против нас, были и одеты, и вооружены несравненно лучше нас.
Новенькое английское обмундирование, которое нам частенько приходилось снимать с пленных и убитых противников, было только каплей в море нашей, всех степеней, оборванности.
Никогда не верь, друг, что гениальные мысли приходят человеку вот так просто, среди, «здорово живешь», за письменным столом уютного кабинета или в тому подобных злачных местах, от хорошего пищеварения. Нет, браток, только нужда, голодовка, состояние, что «вот - вот замерзнем», заставляет шарики работать в этой банке, именуемой головой, живее вертеться.
Чтобы долго тебе не рассказывать, я оборву на этом свою беллетристику и всяческие рассуждения и перейду к рассказу.
ОЧЕНЬ ЭТО уныло, когда зимние сумерки клубятся над полем, где из - под снега торчат плеши обмерзшей земли, а самого снегу тоже не так много и запорошен он пылью. Ни чахлые, разрозненные болотные кусты, ни задерганная деревенская кляча, сползающая по проселку в какую - то котловину - не оживляют этого пейзажа.
Триста пятьдесят хмурых, обросших людей - частью со старыми винтовками за плечами, частью без них, с вещевыми мешками, одетых в невообразимую рвань и осторожно подвигающихся вперед - тоже не придали общему фону ничего яркого, ни веселого.
Люди шли без разговоров, без песен; только шуршали ремни, скрипела обувь, да хрустел снег.
На людях не было никаких знаков отличия, по которым можно было бы узнать в них регулярную часть: ни одной красной звездочки, ни каких - либо других знаков; судя по плохому обмундированию, это была наша красная часть.
- Стой, кто идет, пропуск! - заревел, выступая из - за дерева в сгущавшихся сумерках человек.
Это был часовой из заставы белых. За ним два человека стучали пулеметом.
Часть двигавшихся по полю остановилась; из общей гущи выделился человек и один, махая белой рубашкой, пошел вперед к пулемету.
Через пятнадцать минут он вернулся, недолго советовался со своими людьми и затем повел часть вперед. Из встречного дозора один пошел с ними, остальные остались у заставы. В деревне уже расположен был штаб белых, было оживленно и шумно: скакали верховые, проходили патрули и отдельные вооруженные люди. К перебежчикам вышел начальник штаба в полковничьих погонах со штабными аксельбантами.
- Командира ко мне, - приказал он. От пришедших выделился человек, одетый в сравнительно целую шинель, и приложил руку к козырьку.
- Остальных разоружить, допросить и взять в карантин, - бросил он стоявшему сзади адъютанту поручику.
- Понимаю, господин полковник, - допросить и в карантин, - будет исполнено - почтительно и вместе с тем чуть небрежно, по старогвардейской манере, растягивая слова, ответил поручик.
Полковник повернулся, жестом вперед пропустил командира пришедшей части и вошел за ним в помещение, занимаемое штабом.
В большой, просторной хате, за картой, усыпанной крошками, сидело несколько офицеров и ужинали. Кроме них в хате было несколько солдат; один из них барабанил что - то на «Ремингтоне», другой возился с кабелем полевого телефона.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.