HET! Это не филонство. Филонство все - таки много проще, наивней и поверхностной. Филоны боятся порицания. Те, о ком сейчас будет рассказано, не боятся; они считают себя «неизмеримо выше».

Филоны стоят у станка, а после работы мучаются в безобразнейших модных ботинках, которые всего на пять рублей дороже человеческих; филоны выбирают свои пестрые, мещанские галстучки из одной коробки с обыкновенными «пролетарскими». Филоны пудрятся дешевенькой пудрой и делают маникюр в захудалой парикмахерской на окраине. Филоны знают пять, десять, ну двадцать глупых, надоевших анекдотов.

Те - «комсомольцы» - не удовлетворяются маникюром в парикмахерской «Художник» на Петровке: они делают педикюр и еженедельный массаж лица в Институте Красоты; пару запасных башмаков, мягких, как перчатки, они покупают у самого дорогого частника - обязательно, чтобы был частник! Галстук выбирают часами при участии опытного нэпманского сынка; коверкотовый костюмчик странного дамского фасона им «неожиданно прислал из - за границы ответственный приятель»; пудру потребляют только «Коти». Они знают сотни потрясающих своей грубостью и глупостью анекдотов; и анекдоты это особенные - «про вождей». Служат эти молодчики главным образом в блестящих и крупных учреждениях, но жалованья им не хватает. Они не брезгают подачками от богатых родственников и займами без отдачи у сослуживцев.

Самое худшее то, что такое филонство сидит не в костюмчике, не в маникюре, не в пудре! Оно гораздо глубже и гораздо опасней. Но рассказать об этом трудно, - лучше показать на живом примере двух моих визитов к Маруське.

Маруська не девушка Маруська парень, Не комсомолка, - комсомолец. А имя у него такое потому, что в его среде все дают друг другу «для фасона» унизительно - ласкательные прозвища. Маруська служит в почтенном культурно - научном учреждении. Маруська называет себя «комсомольцем с голубой кровью». Маруська разговаривает, беспрерывно кривляясь, приплясывая и подражая, шутки ради, еврейскому акценту. Маруська хвастается, что проживает двести двадцать пять в месяц. С трудом дозвонившись, я прохожу через три темных коридора в его чуланчик за кухней - два шага на один. Комната - сырая, отнюдь не располагающая к «разложению» и даже достойная, по обстановке, камеры рабфаковца!

- А ты ничего живешь, - говорю я с одобрительным удивлением! как человек! Вот уж не думал! Похоже, что учишься даже.

Но Маруська восторженно восклицает:

- Васька! Ты дурак. Это знаменитая комната! Не уеду из нее ни за какие деньги? Знаешь, кто живет в соседнем парадном?

Он шепотом называет имена двух ответственнейших и продолжает, не обращая внимания на мое изумленное лицо:

- Главное, брат, почаще попадаться на глаза! Карьера обеспечена.

И моя симпатия к его берлоге сразу превращается в жгучее отвращение.

- Ну, говорит хозяин, - я поваляюсь немного. Скоро мне надо к любовнице идти. Шикарная бабенка. А ты посмотри книги, мишигинер коп!

Две стены Маруськиной комнаты доверху заставлены книгами; это тоже, по - видимому, достойно уважения. Но что за странные книги! Одна полка - вся сплошь - старинные французские издания с порнографическими картинками, другая - дореволюционные журналы и альманахи: «Шиповник», «Земля», «Аполлон», «Весы»; все это изредка перемежается «Под знаменем марксизма» и «Вестником Комакадемии»; а с краюшку, рядом с отвратительнейшим рукописным сборником похабных стихов, жмется ленинский «Эмпириокритицизм».

Маруська победоносно смотрит на меня:

- Недурна библиотечка?

- Где ты работаешь сейчас, Маруська? - подавленно спрашиваю я. Он лениво потягивается.

- По культурной связи с заграницей. Это мой стиль.

Мне хочется сказать ему, - ты гибнешь, Маруська, - но вдруг я начинаю понимать, что это ни к чему, бесполезно, все равно не поймет, и только гляжу на его распластанную на кровати фигуру. Это чужой, совсем чужой человек! Он лежит, как говорится в буржуазных романчиках, «с непринужденным изяществом»; одна рука его, с зажатой между выхоленными пальцами папиросой, свесилась до полу, щеки напудрены; на нем пижама из очень дорогой фланельки - шоколадная с голубым, восточные туфли и полосатые шелковые носки.

- Прощай, Маруська! - говорю я, - будь здоров. А я должен пойти и сказать про тебя в ячейку.

- Прощай, - говорит Маруська, и смеется вслед, - брось дурака валять! Кто тебя боится? Партии нужны истинно - культурные люди; тебя скорей выставят как интеллигента, а меня нет!...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.