— Беглым, на поражение, огонь!

Белая спина запрыгала на «мушке», рванулся палец, и страшная сила порохового огня вышибла в донце маленькую пулю.

Он убегал, но округлая свинцовая капля, просверлив воздух, легко догнала его и вошла в одну из красных горошин...

Много месяцев отец и мать учили его ходить, радовались каждому шагу, и вот маленькая пуля вмиг разучила: он упал, как в младенчестве, рухнул плашмя головой вперед, рябь пошла по его лицу, страшная боль прорезала насквозь, и он так был рад, что не надо больше никуда, вот и все, можно полежать...

Сержант Степанов, разучивший его ходить, был уже близко. Он, умевший выбивать на стрельбах 9 из 10 и гордившийся этим, еще ничего не понимал, еще не видел, что сделал одним движением пальца.

Они подбежали.

— Осторожней!

Но по телу Хлебова уже перекатывались последние буруны, глаза жадно смотрели на подбежавших людей. и такая великая, такая давняя мука... такая безмерная радость была на этом свободном лице.

Пузырилась кровь на его губах. Боль захватывала целиком. Он потянулся к белому небу над собой, лицо сделалось детским, беззащитным и робким.

Последний пузырек лопнул на губах. Ниточка оборвалась.

«Ну вот...» — мелькнула мысль.

Огромная волна выкатила на берег, подхватила и унесла, вернула его в свою глубину, и осталось на опушке весеннего леса прекрасное мужское тело с отрешенным лицом.

И страшно было сержанту Степанову смотреть в это лицо, и не знал сержант Степанов, зеленый паренек, что он-то и был тем добрым человеком, который так долго проходил мимо, но вот — успел.

Лицо Хлебова делалось все спокойнее, а Степанову становилось все хуже. Он видел ускользающее, уходящее, детское лицо в кровавых пузырях и торопливо говорил себе, что все нормально, все правильно и только так должно быть, что лежащий на земле человек — изверг, зверь, которого давно по ошибке носила земля, что собаке собачья смерть, что...

И все же Степанов чувствовал, что в этот вечер сделалось такое, чего никогда не должно было быть, что не хотел он неподвижности человеку, легко и сильно бежавшему по земле и видевшему лес... И жалость, то ли к себе, то ли к этому... внизу... все сильней охватывала его горло. Он глотнул воспаленным ртом свежий влажный воздух распускающегося леса. Было тихо. Где-то в ветвях высвистывала птица. Прошумел далекий самолет. Все были бледны, и на лицах застыло общее, неприятное, будто пристыженное выражение. И это смущение перед чем-то, что было неизмеримо больше их самих, мешало встретиться глазами.

Видя такое. Сулимов пробил тишину негромким голосом:

— Отбегался, г-гад!..

Но Степанов будто не слышал. Механически сунул он пистолет под мышку и побрел в глубь леса. Его мутило.

— Сержант Степанов! — крикнул Сулимов. — Ты что-о?!

Тот не отозвался. И Сулимов, вспомнив первый свой труп лет двадцать назад, крикнул громче и злей:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.