- Что нового? Что нового? - восклицал он, усаживаясь за стол, и всем ясно было, что он спрашивает о положении дел на фронтах. Впрочем, к тому времени никаких фронтов уже не было. Двухсоттысячная армия Китченера добивала последние остатки бурского ополчения. Еще уходил от преследований вездесущий и неуловимый Бота, но для всех уже видно было, что час капитуляции недалек.

Иван Петрович всем сердцем был на стороне буров. Долгое время его не покидала надежда, что Оранжевая и Трансвааль отстоят свою независимость.

На его устах постоянно были наименования глухих, никому неизвестных поселений и ферм Южной Африки. О насилиях, творимых армией англичан, он высказывался бурно, с сжатыми кулаками и выкриками. Он пророчил им судьбу Наполеона в России.

Но время шло, и все реже и реже Иван Петрович обращался к событиям в Трансваале.

Его внимание теперь гораздо больше занимали стычки с «душистами».

Буров он считал обреченными. Когда за общим столом затевали разговор о войне, Иван Петрович отделывался короткими, проникнутыми безнадежностью фразами и переводил разговор на другое.

- Нет, куда ж там! - восклицал он. - Сила солому ломит! Это уже агония... А что думает на этот счет ваш «Ворон»? - вдруг обращался он к доктору Снарскому.

Это был внезапный, озорной налет на противника. «Ворон» была кличка одной из собак, на которых работал Снарский. О ее наблюдательности, уме, обидчивости и подозрительности доктор Снарский не раз с восторгом говаривал в лаборатории.

Кровь прилила к выхоленному лицу Снарского, но он сдержался и ничего не ответил.

Однако «братство чаепития» не так - то скоро выпускало из своих когтей очередную жертву.

Шутку подхватил Савич, кудрявый, в пенсне, с добродушным и немного одутловатым лицом.

- Ну, это уж вы, Иван Петрович, посягаете на внутренний мир его собачий! - сказал он.

Павлов быстро обернулся к нему.

- Но, помилуйте, - смеясь, возразил он, - ведь Антон Теофильевич как раз этого от нас и требует! Антон Теофильевич, разве это не так?.. - и, словно, призывая в свидетели всех присутствующих, Павлов быстро поворачивается на стуле и разводит руками.

Снарский видит, что стычка становится неизбежной. Спор закипает.

- Если уж вы потрудитесь припомнить, доктор Савич, - говорит атакуемый, обращаясь в лице Савича ко всем окружающим и более всего к Павлову, - если вы потрудитесь припомнить, то именно Снарский, а не кто - либо иной, проверяя работу Вульфсона, пришел к выводу, что для своего регулирования слюноотделение в высшей психике не нуждается. Но... - тут он делает паузу.

Павлов стремительно выбрасывает вверх руку так, что кисть далеко высовывается из манжета, и выпрямляет палец: «Слушайте!»

- Но, - продолжает Снарский с заметным уже ожесточением, - я и тогда и сейчас настаиваю на одном... Да, аппарат слюноотделения рефлекторный... Но вот собака изливает слюну при одном только виде пищи. Разве это не значит, что она стала узнавать? А далее она уже и ждет, что се сейчас вот покормят. И, простите, если я хочу полностью уразуметь, объяснить ее поведение и отчего у нее текут слюнки, то я не могу игнорировать ее психическое состояние... Пользуясь субъективными данными, я заключаю, что сильное влечение или отвращение увеличивают количество слюны. И связь для меня ясна! - заканчивает он решительно.

Павлов слушает его, слегка откинувшись и сцепив пальцы. Выражение лица его уже совершенно серьезное, и трудно решить, любуется ли он своим упрямым учеником или сострадает его заблуждениям.

- Но скажите, пожалуйста, - говорит он, - как же это вы, физиолог (он делает упор на этом слове), можете себе вообразить эту связь?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.