Заметки преподавателя литературы
Недавно по страницам наших газет и журналов прокатилась волна дискуссий. Разговор шел о преподавании литературы в школе. Спорили о разном — о методике, о языке учебников, о нагрузке педагогов, о том, кого должен готовить школьный курс: «читателей» или «критиков». Вопросы эти, что и говорить, важные, их действительно нужно решить, и чем скорее, тем лучше.
Но в пылу споров забыли—или почти забыли — о самом, на мой взгляд, главном, — о том, что составляет первооснову и конечную цель преподавания литературы в школе,— о воспитательном значении этого курса.
Литература — это человековедение. И где, как не на уроках человековедения, «лепить» характер молодого человека, формировать его мировоззрение. Я убеждена, что мы, преподаватели литературы, в равной степени и учителя и воспитатели в самом широком понимании этого слова. И нашу работу следует оценивать не только знаниями наших учеников, но и самой их жизнью, их поведением, их идейными и моральными качествами. Я убеждена, что в этом смысле учитель ежедневно держит экзамен и — что греха таить — подчас «проваливается»...
Я вспоминаю очень тяжелый для меня день. Впрочем, не только для меня, для всех преподавателей нашей школы. В тот день в учительскую вошел человек в милицейской форме. То, что он рассказал, поразило всех.
Речь шла об ученике одиннадцатого класса Саше В. Оказалось, что Саша был заводилой в какой-то темной компании, состоявшей из таких же, как он, старшеклассников. Они собирались в одной из московских квартир, пили, бахвалились непристойными стишками собственного сочинения, танцевали твист... Были с ними и девушки, которых юные «рыцари» в глаза называли «дешевками». Эти гульбища продолжались не день, не два — много месяцев. Когда не было свободной квартиры, они собирались в подвале. Там милиция и нашла их.
Мы слушали и не верили своим ушам! Саша В., скромный белокурый юноша,— и пьянки, порнография! Я перебирала в памяти каждый день моего полуторалетнего знакомства с ним, искала в его словах и поступках нечто, что могло бы насторожить меня, указать на червоточинку в душе парнишки, и не находила.
Недавно я проводила в его классе сочинение. Тема — «Мой любимый герой». Саша написал о Корчагине, и написал хорошо. Я поставила ему пятерку. Слушая сотрудника милиции, я пыталась вспомнить Сашино сочинение, какую-то характерную только для него, Саши, мысль, в которой он выразил бы свое — именно свое — отношение к Павке Корчагину. И почувствовала, что не могу вспомнить. Потом я специально разыскала это сочинение. Александр особенно подчеркивал моральную чистоту и высокую принципиальность Корчагина. «Образ Павла Корчагина учит нас всему самому лучшему: беззаветной любви к своей Родине и ненависти к ее врагам, честности, прямоте, борьбе со всякими недостатками в жизни».
Сочинение было очень «правильное», и я за него поставила пятерку. А вот жизнь оценила его двойкой, ибо какой толк в хороших словах, если человек пишет одно, а думает и делает другое? Теперь я читала сочинение совсем другими глазами и с отчаянием убеждалась, что ни за одной «правильной» мыслью ни разу не вспыхнуло искреннее чувство. За хорошо сбитой системой фраз, заимствованной из учебника и программы, была пустота, отсутствовала личность.
И тогда я перечитала все сочинения на тему «Мой любимый герой», написанные товарищами Саши по классу. За исключением двух-трех, все они были похожи друг на друга, как родвые братья. Образы разные — Павел Корчагин, Олег Кошевой, Уля Громова. А слова одинаковые, стандартные, за которыми не видишь человека, всей душой принявшего жизнь того героя, о котором ои пишет... Сорок учеников. Я знала каждого. У каждого свои интересы, удачи, горести, сомнения. Но ничего этого нет в сочинениях.
Почему? Да потому, что ученики «дуют по программе», да простят мне это не совсем литературное, но весьма ходовое в школе выражение. Потому, что школьники знают: напиши о Корчагине— ие ошибешься. Повтори сотню раз слышанные слова о Павке» не забудь расставить запятые — и учитель поставит пятерку.
Словом, ребята ловчат. И, как ни горько в этом признаваться, толкаем ребят на такое ловкачество мы, преподаватели, старательно обходя на уроках острые жизненные проблемы. Так н рождается среди школьников мысль, что литература — одно, а жизнь — совсем другое.
Пусть меня поймут правильно. Я совсем не против того, чтобы ребята писали о Корчагине. Я убеждена, что созданный Н. Островским образ комсомольца— один из самых светлых н чистых образов в советской литературе— всегда будет для школьников примером для подражания, всегда будет любимым героем молодежи. Но я против того, чтобы на этом герое спекулировали, чтобы превращали его в «ширму», как иной раз случается.
Недавно я получила письмо от своей однокурсницы по пединституту, которая работает в небольшом сибирском селе. Она пишет о неприятностях, что ей пришлось пережить. В чем же провинилась учительница? Оказывается, лишь в том, что попыталась не шаблонно сформулировать тему сочинения. Вместо того, чтобы назвать ее «Образ Давыдова по роману «Поднятая целина», она предложила ребятам написать об «образе председателя колхоза». И неожиданно в сочинениях школьники начали сравнивать Давыдова с председателем своего колхоза. Председатель такого сравнения не выдерживал. Много горьких, но справедливых слов написали о° нем ученики. Замечу попутно, что вскоре этого председателя сняли за развал хозяйства. Но это позже, а тогда... Мою подругу вызвали в районе и обвинили чуть ли не в подрыве авторитета Советской власти; вы преподаете литературу н преподавайте, а в жизнь колхоза не вмешивайтесь, сказали ей.
Или другой случай, уже московский. Несколько лет назад было переведено сразу несколько романов Ремарка. Старшеклассники зачитывались ими. В романах этих, как известно, есть н гуманистические идеи, ненависть к войне, к фашизму. Но есть и чуждые нам мотивы безысходности, бесцельности жизни. Педагоги решили помочь ученикам разобраться в творчестве немецкого романиста, отделить «плевела от злаков». В одной из московских школ прошла читательская конференция. Учителя попытались объяснить ученикам суть произведений Ремарка. И сделали это достаточно тонко, тактично. Но в районе всполошились: зачем популяризировать творчество Ремарка? С учениками о нем говорить не надо.
В других школах о Ремарке уже не говорили. И ученикам, залпом прочитавшим его романы, так и не помогли получить правильное представление об этих книгах, о том, что же такое на деле «красивая западная жизнь». Пошло ли это на пользу? Сомневаюсь.
Меня так н подмывает задать нашим ученым из Академии педагогических наук «крамольный» вопрос: почему они так зорко стерегут границы школьного курса литературы от вторжения сегодняшнего литературного дня? Ведь он, этот день, все равно приходит к ребятам! И будет гораздо полезнее, если школьники встретятся с ним не в одиночку, а вместе с учителем, который поможет им правильно разобраться в прочитанном.
Пока же преподавателям литературы приходится «нажимать» на классику. Отсюда и рождаются такие, например, темы для сочинений, как «За что я ненавижу Троекурова?». Ответ на вопрос фактически уже дан в самой формулировке темы. Так что думать не надо. «Дуй по программе», повторяй много раз сказанное.
Да и нужна ли вообще такая тема? Да, она прививает ненависть к Троекурову, к помещикам-крепостникам, к крепостному праву. Но так ли нужна она сегодня? Ведь Троекуровых-то давно уже нет». И куда важнее воспитывать в наших учениках отвращение к тунеядцам, очковтирателям, карьеристам, спекулянтам — к нашим сегодняшним врагам.
Я мечтаю о том дне, когда получу от своего ученика такое, например, сочинение:
«Уже несколько дней мне и грустно и радостно. Я прочитал роман Д. Гранина «Иду на грозу». И вот мне подумалось...».
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.