Политработник одной из частей Действующей Красной Армии М. Романовский с начала войны ведет опросы немецких военнопленных. Мы публикуем выдержку из его полевого дневника - запись опроса военнопленного Эргарда Пеллера, командира 8-го отряда 28-й бомбардировочной эскадрильи. «Вопрос. Пеллер, капитан Пеллер?! Знакомая фамилия! Вашу фамилию часто склоняли германские газеты. Верно? Ответ. Да. Репортеры умеют разводить всякую чушь... Вопрос. Где родилась Ваша слава? Ответ. В небе над Англией. Вопрос. Вы кавалер рыцарского креста? Ответ. Нет, не успел добиться. Для этого необходимо разрушить исключительно важный объект. Чуть ли не повлиять на исход войны. Вопрос. А Лондон, Шеффельд, Оксфорд, Кембридж вы бомбили? Вы же беспощадно бомбили эти города? Ответ. Для получения рыцарского креста необходимо полностью разрушить объект. Вопрос. Город Ковентри вы бомбили? Ответ. Бомбил. Действительно, там тлели камни. Горы пепла. Вопрос. И за такое дело вы не получили рыцарский крест? Ответ. За год бомбежек Англии я стал кавалером серебряного знака германских пилотов, «железных крестов» первой и второй степеней. Рейхсмаршал авиации Геринг пожаловал мне почетный бокал... Но, конечно, другой бы на моем месте... Вопрос. Сумел бы получить больше? Ответ. Не всякий, черт побери, сменил за такой короткий срок пять самолетов! Вопрос. И сохранил себя для нации? Ответ. И сохранил себя! Действительно, странно, почему запоздало награждение меня золотым знаком. Я давно имел необходимые сто десять вылетов. Вопрос. Может быть, штабные интриги? Ответ. Странно, что я не получил золотой знак. Пусть я сейчас в плену, но за прошлое ж мне полагалось! В непогоду, при встречном ветре не так-то просто стартовать с тяжелым бомбовым грузом! Гроза, сверкание молнии, слепой полет. Липнешь глазами к приборам. И вот в составе своей волны ты над Лондоном. В назначенные секунды, не нарушая строя, сбрасываешь порцию «малюток» и пару тысячекилограммовых бомб. Тысяча килограммов! Вот это штука! Она падает на улице и образует крохотную воронку. Такую «крохотную», через которую надо строить мост: иначе не проедешь. Взбешенные «томми» поднимают вверх столбы заградительного огня. Огонь пробивает туман, ищет тебя. Кто осмелится сказать, что такой полет не требует хладнокровной нервной системы? А все-таки надоело. Всегда одно и то же. Вопрос. Что значит «одно и то же»? Ответ. Бомбежка - поворот - назад. Правда, немного развлекает лунная ночь. В лунную ночь опаснее, но приятнее бомбить. Можно и без светобомб. Блестят извилины Темзы. ХОРОШО видно пламя. «Томми» не могут пожаловаться на нашу скупость. О, мы достаточно щедры! Не жиденькое, худосочное пламя, а целый пир огня бушует внизу под крыльями наших «Хейнкелей». Горят костры в Сити, горят громадные костры в гавани, на окраинах, на площади в сто квадратных миль вокруг Пикадили! Но это - еще не все. Мы улетаем за Ла-Манш, а на проклятых островах все еще взрываются бомбы замедленного действия и пожарные заливают дымящиеся развалины, зданий. Они заливают день, ночь и будут заливать еще сутки, еще двое суток, а потом налетим мы и зальем так, Что им уже больше не придется заливать. Рушатся стены... Вопрос. Под обломками их погибли тысячи ни в чем не повинных людей?! Ответ. А разве я не страдаю? Как-то «Бленхеймы» так продырявили меня, что не знаю, как дотянул до площадки, а потом насчитал двадцать пробоин... Англичан надо проучить. Мы любим, делать все основательно. И бомбить основательно. Вопрос. Известно ли Вам, что англичане сейчас основательно бомбят военные объекты Германии? Ответ. Нам нужно разбить англичан. Из всех многочисленных врагов Германии самый смертельный враг - англичане. Вопрос. Почему? Ответ. Так сказал фюрер. Вопрос. Этим объясняется все? Ответ. Да, я верю Адольфу Гитлеру. При старом режиме с его стотысячной армией рейхсвера разве я мог бы продвинуться в офицеры, получить знаки отличия?.. Вопрос. Любоваться лунными ночами видом горящего Лондона? Ответ. О, если бы я сейчас имел возможность вылететь на своем бомбардировщике в Англию, с какой любовью я бомбил бы Лондон! Вопрос. А Москву? Ответ, Я в русском плену. Мне неудобно отвечать на этот вопрос. Проклятые «томми»! Им, видно, мало досталось на островах: они еще вздумали помогать русским. О, с каким жаром я бомбил бы сейчас Лондон! - Нет, капитан, больше вы никогда не подымитесь над Лондоном! Вы обезвреженный хищник. Об этом позаботился советский пилот. Ответ. Я не побежден! Я не считаю себя побежденным! Вопрос. Вас, кажется, основательно тряхнуло? Ответ. Сумасшедшей силы толчок! Das Rammen! Таран! Это возможно только в России. Я жертва большевистской авиационной тактики. Нет, это не джентльменский способ боя. Вопрос. Вы способны спокойно описать то, что произошло? Ответ. Я вылетел с аэродрома в составе двух «Хейнкель-111». Имея задачу выяснить направление движения советских войск вплоть до города Р. и наметить цели для бомбежки. Вопрос. Все? Ответ. Да. Цель полета - аэрофотосъемка. Вопрос. Вылетая с разведзадачей, вы не прихватили с собой бомбовый груз? Ответ. Да, но это не было целью полета. Бомбовый груз я захватил попутно. Вопрос. И попутно вы сбросили над городом Р. тысячекилограммовую бомбу? Ответ. Да. Я сделал это. Вопрос. Вы решили еще раз полюбоваться сверху воронкой, через которую надо строить мост? И пожарами? И трупами на земле? Ответ. Я бомбил с высоты трех тысяч метров. Я не Мог различить, кто там внизу. Вопрос. А куда вы швырнули бомбу? Ответ. Я швырнул бомбу в эшелон с танками и сфотографировал взрыв. Вопрос. С высоты трех тысяч метров вы различили эшелон с танками, а эшелон с беженцами на открытых платформах не заметили? Какое острое зрение в одном случае, и какая близорукость в другом! На вокзале в Р., на железнодорожных путях, не было никакого эшелона с танками. Ответ. Считая, что попал в эшелон с танками, я лег на обратный курс. Вопрос. Куда? Ответ. Через город П. назад на аэродром. Вопрос. Над Р. вы израсходовали весь бомбовый груз? Ответ. Нет. Вопрос. Кое-что осталось? Ответ. Да. Вопрос. Берегли для П.? Ответ. Да, - Продолжайте. - Вторая машина шла в двух километрах справа от меня. Спустя пять минут на высоте трех тысяч метров мой стрелок обер-фельдфебель Гайстер сообщил: «Нас преследует истребитель». Стало туго. Вопрос. Почему туго? Разве «Хейнкель-111», современная машина, вооруженная пятью пулеметами и автоматической пушкой, не может драться с истребителями? Ответ. Экипаж был так рад нашему успеху в Р., что мы не обнаружили вовремя советский истребитель «Рата-18». Он подкрался. Он появился на дистанции сто пятьдесят метров. Это - ничтожное расстояние в воздухе. Он шел на сближение. Было поздно. Я приказал открыть огонь! Огонь! Огонь! Русский тоже повел огонь. Впереди, рядом клубились тучи. Вопрос. Вы хотели спрятаться? Ответ. Исчезнуть, раствориться! Но, к сожалению, истребитель понял мое намерение. Он обстрелял меня - не попал. Я ликовал: ухожу. Тучи. Как вдруг радист проревел в телефон: «Отжимай рычаг! Он хочет таранить!» Я отжал рычаг, стремясь спуститься ниже, поставил машину на голову, но было поздно, поздно, поздно. У самых туч толчок сзади - и моя машина произвольно взяла высоту. Идя на скорости четыреста - четыреста пятьдесят километров в час, русский врезался в меня. Консолью правой плоскости срезал хвост моей машины! Я бы считал это басней, выдумкой барона Мюнхгаузена, если бы сам не пережил... Я попытался выправить машину - не вышло: хвостовые рули были обломаны. Я приказал всем прыгать, прыгать! Радист и стрелок прыгнули. Наблюдатель, чрезмерно возбужденный, то бросался к рычагу управления, то щупал лямки парашюта. Не дождавшись его прыжка, я сам высунул голову и туловище в верхний люк. Машину перевернуло. Я не успел даже высвободить ногу. Поток воздуха придавил меня, оторвал. Отбросил к разбитой хвостовой части. С израненной грудью, с поврежденным парашютом я полетел вниз. Несся к земле с бешеной, удвоенной скоростью. Но фортуна не изменила мне: я приземлился, сломав лишь одну ногу, на многолюдной улице русской деревни. О судьбе экипажа не знаю. Вопрос. Судьба экипажа вас не очень тревожит? Ответ. Разумеется. Я занят собственной судьбой. Вопрос. Вы заявили, что не считаете себя побежденным. Как это понять? Ответ. Таран - непризнанный метод боя. Я высоко оцениваю качества таранящего. Эти качества можно только хвалить; но таран... Почему таран? Мы - против. Мы не воюем так. Хороший истребитель - это значит хорошее бортовое вооружение. Пилот должен умело применять бортовое вооружение... Вопрос. Ну, а если пилот видит, что враг сейчас ускользнет от него? Если кончились боеприпасы во время схватки? Ответ. Почему пилот должен снять именно этого врага? На его долю и других хватит. Вопрос. Сейчас вы летели в П.? Ответ. Да. Вопрос. Вы собирались бомбить П.? Ответ. Да. Вопрос. А у летчика, который вас протаранил, в П. живет мать. Что вы скажете? Ответ. А-а... Вопрос. Нет! В П. не живет его мать. Там живут его невеста, брат, сестра. Что вы скажете? (Военнопленный молчит.) Вопрос. У этого летчика в П. не живет семья. Его семья в другом советском городе, и к этому городу, быть может, сейчас подкрадывается такой же «Хейнкель». Так может ли наш пилот пропустить врага, не вообще врага, а каждого, конкретного, летящего в эту минуту, на этой высоте, вас, военнопленный капитан Пеллер?! Ответ. Но ведь он жертвует жизнью, ставит жизнь на карту. Он же заранее обрекает себя на гибель! Вопрос. Он прикрывает своей жизнью свою семью, свою родину. Вам понятно, что это значит? Впрочем, могу сообщить, что и при таране мастерство нашего, пилота чаще всего позволяет ему остаться в живых. Вы же разговаривали с живым победителем? Ответ. Я не признаю себя побежденным. Таран... Вопрос. Не все ли равно, как вас свалили на землю: ударом в голову или под лопатку. Вы разговаривали с победителем? Ответ. Да. Мне показали его. Он представился и отругал меня. Вопрос. За что? Ответ. За то, что я хотел уйти в тучи. Вопрос. Увильнуть от боя? (Военнопленный молчит.) Вопрос. Еще о чем шел разговор? Ответ. Он очень молод, лет девятнадцати. Худощав, высох, блондин. Но очень, очень невежлив, Он показал мне кулак. Я спросил: «Вы шутите?» - а он отвернулся. Нет, он не кавалер! Я задал ему вопрос, как он спустился, он ответил: «Прекрасно» - и снова ругался, что ему пришлось идти на таран. Ему, как видно, было жалко своей машины. Вопрос. Понимаете ли вы, наконец, что он вынужден был вас таранить, чтобы не упустить? Ответ. Давно понял, Может быть, таран в некоторых случаях целесообразен. Мы шли на Москву. Ваши зенитки крошили небо. Ваш горящий истребитель врезался в наш бомбардировщик. Я думаю, это было продиктовано стремлением не допустить бомбежки Москвы. Повторяю; мое личное мнение, может быть, таран в некоторых случаях целесообразен: когда нет другого способа поразить неприятеля. Вопрос. Вы признаете целесообразность тарана? Почему же немецкие летчики не идут на таран? Ответ. Не знаю. Вопрос. Но вы же сами признали, что в некоторых случаях это целесообразно? Ответ. Это - мое личное мнение. Вопрос. Выскажите ваше личное мнение: почему германские летчики не идут на таран? Ответ... Можно идти на таран, когда ты в безопасности, когда твоя машина имеет броню не меньше 3 сантиметров. Но таких летающих танков нет. Самая плотная броня - 8 - максимум 10 миллиметров. На пикирующих самолетах броня крепится только под мотором и сиденьем пилота. Эта броня укрывает только от винтовочного и пулеметного огня. У моего «Хейнкеля» (это не секрет, вы немало сбили «Хейнкелей») бронировано сиденье пилота. И задняя часть фюзеляжа имеет бронированный щит для защиты экипажа. Вопрос. Это не гарантирует спасение при таране? Ответ. Это не гарантия спасения при таране. Только частичное прикрытие. Действительно, верный способ - таран! Я за таран, если весь самолет построен из солидной стали, если он весь бронирован. Вопрос. С головы до пят, как рыцарь в средние века? Ответ. Да, но это невозможно. Вопрос. Значит, немецкие пилоты не идут на таран потому, что не создан бронированный самолет, летающий танк? Ответ. Да. Вопрос. Немцы - поклонники целесообразности. Вы сами признали, что в некоторых случаях в современном бою таран целесообразен. Почему же все-таки немецкие летчики, признавая целесообразность тарана, не идут на таран? Ответ. Я не знаю мнения всех. Я могу отвечать за себя - Говорите за себя. - Я бомбардировщик. Я атакую не самолет, а наземную цель. Мне незачем лезть на таран. Я не истребитель. Вопрос. Ну, а если бы вы были истребителем, то отважились бы на таран? Ответ. При боевом вылете всегда рискуешь. Но есть риск и риск. При таране все становится слишком явным. Сразу заносишь меч над собой. Вопрос. Значит, на самопожертвование вы неспособны? (Военнопленный молчит.) Вопрос. Найдите в себе немного мужества, чтобы честно ответить на два вопроса. Ответ. Я готов. Вопрос. Какую цель лично вы преследуете в войне против СССР? Ответ. Моя карьера... Вопрос. Какую цель, по-вашему, преследует советский летчик, с риском для жизни протаранивший вас? Тоже карьеру? Ответ. Мне кажется, у него что-то другое. Вопрос. Что? Ответ. Это политика. Я всегда сторонился политики». Так окончился опрос матерого фашистского волка. Слава советскому' пилоту, очистившему наше небо от этого хищного зверя!

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.