Почти два месяца я работал под руководством этого престарелого писателя. Откровенно скажу: я был сам не рад, что связался с ним. Уж очень он замучил меня поправками. Помимо того, я душой чувствовал, что этот вредный старик не туда меня ведет, куда бы мне хотелось.

Без всякой уверенности я отнес мою исправленную повесть в издательство.

Недели через две зашел за ответом. И тут произошло нечто такое, чего я никак не ожидал.

Главный редактор буквально просиял, увидев меня.

— Ну, — говорит, — батенька, удивили вы меня несказанно. Довели свою повесть до такого литературного совершенства, о котором мы и мечтать не смели. Поздравляю и от души благодарю. Кстати, сообщу вам приятные новости: ваша повесть уже пущена в производство и даже вам выписан гонорар из расчета 25 процентов. Зайдите же скорей в бухгалтерию и получите его.

Обрадованный, я ринулся в бухгалтерию. На ходу прикинул в уме, что получу 2 150 рублей. Мелькнула игривая мысль: «Пожалуй, подкинут лишнюю тысчонку за качество».

Но что это! Вместо ожидаемой суммы мне вдруг выдают на руки 980 рублей.

В ответ на мой изумленный возглас бухгалтер говорит:

— Сами безжалостно обкарнали свою вещь, а теперь на нас обижаетесь. Уж в таком случае пеняйте на себя.

Тут я был так удивлен, как никогда в моей жизни. Стою перед главным бухгалтером и от изумления не могу суммировать мои мысли. Только чувствую: произошел какой-то непоправимый абсурд. Тем более непоправимый, что моя повесть уже пущена в производство, и теперь мне вряд ли ее вернут для того, чтобы я мог восстановить в ней материал на прежнюю сумму.

Мой электрочайник был уже давно починен, но заведующий мастерской продолжал досказывать свой печальный рассказ, в котором явственно чувствовалась неподдельная горечь дельца, привыкшего к нормальным коммерческим операциям.

Наконец, тяжко вздохнув, он сказал, подводя итоги:

— Конечно, я понимаю, искусство требует жертв, но не до такой же степени!

Я заплатил за починку чайника и побрел домой. Дорогой думал о том, что есть нечто угрожающее в услышанном мною рассказе. В том смысле угрожающее, что теперь рассказчик вряд ли будет сокращать свои повести и уж, наверно, станет выпускать пухлые книги.

Потом я подумал, что если бы в древние времена оплачивали по строчкам, то, пожалуй, гекзаметра не возникло бы.

Но эту мысль я тотчас отверг. Истинный гений и высокое дарование выше меркантильных расчетов.

А такой случайный делец, как этот рассказчик, не делает литературной погоды. Его пухлые книги можно будет и не читать.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.