В Центральном государственном литературном архиве в фонде писателя Н. Огнева хранятся его воспоминания о Николае Островском. Отрывки этих воспоминаний, впервые публикуемые нами, - небольшой штрих биографии Н. Островского, но он нам дорог, как все, что связано с именем любимого писателя советской молодежи.

... Тонкая мелодия входят в расплавленный жарой воздух. Старинные скрипки рассказывают анданте кантабиле Чайковского. Очень высоко в воздухе купается самолёт. По саду, прячась за стволами яблонь, бесшумно прыгает большой кролик. Музыканты - квартет имени Вильома - положили ноты прямо на землю. Жарко. На столе, среди тарелок с виноградом, грушами и сливами, молочная крынка с яркими южными цветами. Проникновенно, легко и просто льётся музыка в этой скромной обстановке. Музыканты - в белом. Гости - тоже в белых рубашках и платьях. И только хозяин в суровой защитной гимнастерке.

Он лежит и слушает. Он улыбается, блестя молодыми и ровными зубами. Так улыбается он всегда, и от этой улыбки идёт лучистая добрая теплота. Так может улыбаться только человек, который любит работу, любит людей, любит и ценит жизнь.

Наш хозяин - Николай Алексеевич Островский.

«Свет погас» - так назвал когда - то Киплинг свой безнадёжно - пессимистический роман об ослепшем художнике. Свет погас - значит всё кончено, - таков смысл романа. Островский попал в худшее положение, чем киплинговский художник. Но, прикованный к постели, Островский создал книгу «Как закалялась сталь», подлинную книгу борьбы, замечательный документ революции, кусок жизни, наполненный горячей кровью революционного сердца. Этой книгой он доказал, что он остался бойцом.

В мае этого года к Николаю Островскому явилось в полном составе бюро Сочинского горкома партии и выслушало творческий отчёт, отчёт необычайный даже для вашей страны.

- Болезнь вывела меня из строя, - сказал Николай Островский. - Я не мог быть среди вас, перестал двигаться, видеть. Жизнь поставила передо мной задачу - овладеть новым оружием. Молодёжь тепло встретила мою книгу, и это является наибольшей радостью моей жизни.

Я могу сказать про себя, что я счастливый человек. Хотя врачи и думают, что я скоро пойду в «бессрочный отпуск», но они в пять лет назад говорили то же самое, а Островский не только прожил эти пять лет, но и ещё собирается прожить не меньше трёх лет. Не учли качества материала. Это бывает...

... В первый раз я услышал Островского по радио 13 августа. Зал «Кавказской Ривьеры» был полон, для беседы с писателями собрался партийный и комсомольский актив города Сочи.

Внезапно стало тихо и напряжённо. Впервые за восемь лет должен был публично выступить Николай Островский. Зал замер. И вот из рупора раздался страстный и взволнованный голос:

- Меня с вами нет, но я с вами всем сердцем и всей жизнью связан. Я приковав к постели, но партия вложила в моя руки новое оружие - перо, и я по мере своих сил, как большевик, буду бороться...

Над книгой «Как закалялась сталь» я работал четыре года. Теперь мне созданы все условия для работы. Всё это рождает новые силы. Ощущаешь, что вошёл в строй в полном смысле слова.

Николай Островский слушает музыку. Вслед за «Скерцо» Керубини следует нежная «Песня индийского гостя» я украинская мелодия Данькевича.

- Сразу повеяло родным, - замечает, ласково улыбаясь, Островский. - Какая чудесная вещь - музыка!

Вильомовцы играют вдохновенно, с большим и широким чувством. В промежутках журчит хороший, искренний разговор. Николай Алексеевич жадно и полно вбирает в себя жизнь во всех её проявлениях. Темы цепляются одна за другую. Размах строительства, новые объекты, международное революционное движение - всюду проникают пытливый ум и жадное сердце Николая Островского.

Его интересуют все литературные дела. Он расспрашивает о тех писателях, с которыми ещё не знаком. Он слегка волнуется, когда разговор касается некоторых нравов литературной среды. Один из молодых поэтов, приехав в Сочи, дебоширил и скандалил в пьяном виде.

- Он был у меня тут, - говорит Николай Алексеевич. - Каялся, плакал, говорил, что больше не будет так себя вести. Как переделывать таких ребят?.. Вот, помню, были мы в подполье. Собирались мы, юные комсомольцы, у старых подпольщиков. С каким исключительным вниманием мы их слушали. Нельзя ли теперь такой клуб организовать? Ведь читатель хочет, чтобы писатель, книги которого волнуют, - чтобы такой писатель или поэт и в личной жизни был примером для других. Как - то у нас до сих пор не было глубоко сознательного осуждения этих богемских поступков. Почему - то в литературной среде считается, что это допустимо. Нужно очень твёрдо поставить, что это недопустимо.

Не хочется уходить от Николая Островского, - такой молодой бодростью веет от всего его душевного облика.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.