Нейтральные воды

Москвич, Мельников стал моряком «по романтическому призванию», но его жизнь на этом корабле начисто лишена всех атрибутов романтики: видов штормового моря, красочных картин вечернего заката, свежего ветра и криков морских птиц. Посты связи замурованы в чреве гигантского корабля, поэтому мир Мельникова состоит в основном из звуков и ощущений, которые приносят ему приборы и аппараты.

В каюте без претензий на шик Мельников живет со своим подчиненным, старшим лейтенантом Алексеем Ващиным. По утрам они бегают на палубу — «размяться с гантельками», а после завтрака сразу же берутся за свои дела, прощаясь до глубокой ночи. Вне службы они на «ты». Все, что обычно говорят друг другу Мельников и Ващин, незначительно. По-настоящему их могут разговорить лишь письма с берега, но дом далеко, а почта не спешит за четыре моря.

После разговоров Ващин обычно сразу же засыпает. Мельников же садится за служебные бумаги или идет по постам своей боевой части. Ващин доволен своим командиром и кое в чем даже старается ему подражать, ибо Мельников, по его мнению, «на сто процентов отвечает формуле руководителя, выведенной академиком Трапезниковым: «ЗНАЕТ — ХОЧЕТ — МОЖЕТ»...

Первые удары волн и первые жертвы морской болезни: летчики и моряки-первогодки. Для них вскрыты запасы воблы. Кок «Ленинграда» старшина первой статьи Петр Ересьев разносит по кубрикам кильку и соленые огурцы. Время обедать, но в кают-компании пусто: только эквилибрист удержит сейчас в руках тарелку с борщом или макаронами. «Надводных и воздушных целей не наблюдаем, акустический горизонт чист». «Отбой учебной боевой тревоги!»

Три часа ночи. Под нами самое глубокое место Средиземного моря — Матапанская впадина — 4594 метра. Ветер и море просто осатанели. Звездовский ставит корабль против волны, и начинается нудная килевая качка. Хуже этого может быть только зубная боль...

В эту ночь корабли 6-го флота США держались прибрежных вод. Они пришли к нам с утренним затишьем: авианосец «Джон Ф. Кеннеди» и эскадренный миноносец «Ч. X. Роун». «Любуюсь формами вашего корабля», — просигналили с авианосца...

Мы бросаем якоря у острова Китира, чтобы осмотреть и проверить вертолеты. Американцы, кажется, что-то задумали: авианосец ушел от нас миль на пятнадцать, развернулся против ветра и стал поднимать «фантомы».

Это была обычная полигонная работа морской авиации США. Истребители пикировали на специальные мишени, бросали бомбы, пускали ракеты. Месяца через два авиационная часть перелетит с «Джона Ф. Кеннеди» на корабли 7-го флота и начнет боевые действия во Вьетнаме — такова схема подготовки американских летчиков.

Чем еще занимаются моряки 6-го флота в Средиземном море? Проводят учебные атаки подводных и наземных целей. Атомные подлодки США несут боевое дежурство с ракетами на борту.

Как же можно найти подводную лодку?

Когда море спокойно, наблюдателю со среднего возвышения нетрудно даже без бинокля заметить перископ или шноркель (устройство, через которое в двигатели попадает воздух). Радиолокационные станции могут выследить такую лодку на расстоянии в несколько километров.

Работа радиолокатора, который ищет лодку (речь идет о надводном режиме ее плавания), зависит от состояния моря. Волнение вызывает на экране радиолокаторов особого рода помехи, называемые «фоном моря». Чем сильнее волна, тем хуже «видит» радиолокатор. Современные подводные лодки оборудованы самостоятельной поисковой аппаратурой и могут быстро и на большом расстоянии «засечь» радиолокационные станции противолодочного корабля или самолета, а значит, и своевременно уйти на большую глубину (там радиолокатор уже бессилен), но не исчезнуть бесследно.

Подводная лодка — это значительная магнитная масса, которую можно уловить специальными обнаружителями. Такие приборы обычно ставят на противолодочных самолетах или вертолетах. Однако, по мнению противолодочников, обнаружитель работает хорошо, если известно приблизительное место подводной лодки. Иначе говоря, обнаружитель — это всего лишь средство слежения, которое в сочетании с другими приборами помогает нанести по лодке более точный удар.

Конечно, и радиолокаторы и обнаружители далеко не единственные средства в арсенале противолодочников. Специалисты считают, что в общей системе противолодочной обороны наиболее эффективны противолодочные подводные лодки. Большое значение они придают и боевым группам, куда входят вертолеты.

Шум вертолетного двигателя почти не мешает приборам обнаружения подводной лодки. Подводники могут заметить вертолет, но для этого им нужно всплыть на перископную глубину (10 — 15 метров). Это тотчас сводит на нет основной принцип подводников — скрытность плавания. Вряд ли в этом случае они благополучно уйдут от преследования, тем более, что по первому же подозрительному сигналу приборов вертолетчики могут вызвать подмогу или же атаковать лодку своим бортовым оружием.

У вертолета малая скорость, он может зависать над подозрительными местами и предметами. К тому же дорогостоящая поисковая аппаратура устанавливается на сравнительно дешевом (по сравнению с самолетами и кораблями) носителе. Пожалуй, единственный недостаток вертолета — его относительно малый радиус действия и ограниченное время полета...

«Ч. X. Роун» дрейфует в миле от «Ленинграда». Старпом объявил банный день, а после парилки с вениками и ужина на полетной палубе можно будет посмотреть сборник «Фитилей» и «Операцию «Ы». И вообще все здесь, как на берегу: свежий хлеб, прачечная, сапожная мастерская, библиотека, телевизионный зал, слесарная и столярная мастерские, парикмахерская, свой эстрадный оркестр и учитель танцев. Звонит телефон: Звездовский приглашает меня к себе.

Командир «Ленинграда» занимает «трехкомнатную» каюту: кабинет, столовая, спальня. Мы удобно развалились в мягких «цивильных» креслах, пьем после парилки традиционный флотский чай.

Михаил Леонидович принимал противолодочный крейсер на верфи и, естественно, знает корабль до последнего болта. Звездовскому явно нравится его новая должность, хотя он всячески старается подчеркнуть, что «работы здесь не больше, чем на эсминце или тральщике». Его «конек» — проблемы противолодочной обороны. Он горой стоит за индивидуальные качества моряка и ставит их превыше всего. Звездовский ненавидит карьеристов, а своей слабостью считает собственную неорганизованность: «Многие дела откладываю на завтра, хотя сделать их сегодня можно было бы за каких-нибудь полчаса». Он обожает шлюпочные гонки, киносъемку, плавание и классическую литературу. Суть хороших отношений с подчиненными и младшими по званию капитан первого ранга видит «в истинной человечности». Он презирает панибратство, ибо «это фальшивая песня, и не нужно обладать тонким слухом, чтобы ее услышать: искренний взгляд, жест, слово — пусть резкое, когда подчиненный его заслужил, — вот что нужно». И Звездовский ставит в пример адмиралов А. Г. Головко и Н. Д. Сергеева.

Из всех флотских традиций Звездовский особо чтит образцовый вид и чистоту корабля. За двадцать три года военной службы Звездовский побывал в двадцати морях, но больше всего капитан первого ранга любит Баренцево: «Там ощущаешь свое «я» в полную меру — суровый край, сильные люди...»