- Менять опоры надо. Больше ничего сделать нельзя.

- Менять?! - заволновался Гришин. - Ты тогда утречком пораньше заходи. Торопиться надо. А то не успеем... Шкуропат помолчал, потом коротко сказал: «Ладно». Когда на следующий день управляющий строительным трестом в восемь часов утра вошел в свой кабинет, Шкуропат уже ждал его.

- Ну, что надумал? - спросил управляющий, не успев даже снять пальто и отметив про себя, что Шкуропат выглядит невыспавшимся и усталым. И, что совершенно несвойственно ему, всегда аккуратному и подтянутому, он небрит. - Как надумал менять?

- Уже все в порядке, - сказал Шкуропат.

- Что в порядке? - не понял управляющий.

- Уже заменили опоры. Сегодня ночью, - пояснил Юрий и, не выдержав, улыбнулся: такое изумление было на лице начальника.... Потом, когда объект пустили, был митинг. Были приветственные речи и поздравления. Люди закричали «ура», и Юрий увидел в толпе лицо жены. Она тоже кричала «ура» и искала его глазами. И он подумал о том, что не видел Галю и сына уже больше недели, но не было сил оторвать плечо от стены и подойти к жене. Ему дали отоспаться двое суток, а на третий день утром его вызвал управляющий трестом и предложил место начальника строительно - монтажного управления № 3.

- Объект опять пусковой, - напомнил Гришин. - Ну. как, согласен? Юрий с грустью подумал о том, сколько разных планов строили они с Галей на то замечательное время, которое называлось у них «после карбида», и... согласился... А теперь я должна сделать небольшое отступление для того, чтобы познакомить вас с еще одним Юрием - Юрием Порфирьевичем Грохотовым. Хотя Порфирьевич - это, пожалуй, не обязательно. Так же, как не обязательно величать Шкуропата Юрием Александровичем. Потому что им по 29. А выглядят оба и того моложе. Я хочу представить вам Юру Грохотова, потому что невозможно рассказывать дальше об одном Юрии, не говоря о другом. Потому что Юра Грохотов - главный инженер того же СМУ - 3. В отличие от Шкуропата, который все шесть лет, прошедшие со дня окончания им Томского инженерно - строительного института, проработал в Усолье, Грохотов немало побродил по свету, прежде чем, по его собственному признанию, «нашел то, что искал». Работал и на Алтае, и в Новосибирске, и на Украине. Пришлось строить и жилые дома, и клубы, и коровники. Но все время не покидало его чувство, что делает он что - то не свое. Так и метался с места на место больше трех лет, пока не прочитал однажды в газете о том, что далеко в Сибири, в городе Усолье, сооружается гигантский химический комбинат...... Два огромных круглых резервуара - радиальные отстойники - как называют их строители. Очистные сооружения. Вряд ли нужно объяснять их значение для химического предприятия. Первая совместная работа Шкуропата и Грохотова. Котлован копали уже месяца три. Все, что удавалось вырыть днем, за ночь почти начисто заравнивал плывун. Было от чего прийти в отчаяние. Мне так и не удалось установить, кому первому пришла в голову эта идея: Шкуропат утверждает, что Грохотову, тот уверяет, что лишь принял участие в расчетах. Но мне нетрудно представить себе, как это могло быть. Он сидел дома за столом, что - то чертил, писал, считал. Уже не первый вечер. Но на этот раз... Он даже привстал. Пробежал еще раз колонки цифр и, не выпуская листка из рук, рванулся к телефону.

- Квартиру Шкуропата! - крикнул он телефонистке, пританцовывая от нетерпения. - Юра! Есть! Котлован рыть не надо! А ты еще не спишь? Тогда я сейчас!

- Куда! - ахнула жена. - Дождь - то какой! Действительно, дождь. Схватил с вешалки плащ. Фу, черт, сапоги совсем ледяные... По черным, неосвещенным улицам, через пустырь, с усилием выдирая из грязи ставшие сразу пудовыми сапоги. В знакомый двор. Бегом на второй этаж. В светлом проеме двери - высокая Юрина фигура: «Ну?!» - Резервуары поднять над землей. Укрепить. Сделать дерновые откосы. Два насоса - чтобы качали воду. Сейчас все покажу... Куда плащ повесить - с него течет?

- Психи, - ворчит Галка. - Фанатики. - А сама тащит уже на стол карандаши, бумагу, логарифмическую линейку. Проснувшись среди ночи, она видит под дверью соседней комнаты полоску света, встает с постели и смотрит в щелочку на две головы, склонившиеся рядом над столом. Светлую, кудрявую - мужа и Юркину, похожую на рассерженного ежа. Смотрит долго, пока не замерзают босые ноги... А может быть, тогда все было совсем не так. Значит, так было в другой раз. Или еще будет. Потому что Грохотов знает - надо только сказать: «Есть!». Хотя осуществление новой идеи принесет больше всего хлопот именно Шкуропату как начальнику управления.... В кабинете Шкуропата заканчивается совещание. Загремели стулья, голоса слились в общий гул. Самый нетерпеливый курильщик уже выскочил в коридор, доставая на ходу сигарету. Сейчас начнется «час испытаний» для секретарши. Она еще ниже склоняется над пишущей машинкой, чтобы ничего не видеть и не расстраиваться, ибо по опыту знает, что будет дальше. Сейчас начальник вспомнит, что забыл что - то сказать кому - нибудь из прорабов, и совершенно несолидно бросится за ним вдогонку по коридору, вместо того, чтобы позвонить ей и сказать, когда она войдет: «Попросите ко мне такого - то». А потом они будут долго спорить в приемной, забыв зайти в кабинет, а в довершение всего Шкуропат подпишет прямо здесь, в дверях, какую - нибудь бумагу, подставив колено и стоя, как журавль, на одной ноге. Всего этого закаленное секретарское сердце вынести не может. И Грохотов не лучше... Об авторитете бы своем позаботились. Пыталась несколько раз говорить им - только смеются. Раньше, при старом начальнике, как было - снимет трубку: «Соедините меня с главным инженером...». А эти бегают без конца друг к другу в кабинет - будто телефона у них нет. Четыре месяца вместе работают, а вчера Грохотов первый раз начальнику позвонил, спросил что - то. А потом выскочил из своего кабинета, сунул голову в дверь к Шкуропату.

- Ну вот, - говорит, - первый бюрократический звонок состоялся! И хохочут оба. Мальчишки!... Это было больше пяти лет назад, когда Шкуропат работал еще мастером. Старший прораб ушел в отпуск, и Юрия назначили «и. о.». Этот месяц своей жизни он до сих пор вспоминает с ужасом. Оказалось, что Юрий, бывший самым сильным среди мастеров, оказался совершенно не в состоянии справиться с новой должностью. Фонды заработной платы, использование механизмов, отношения с субподрядными организациями, составление актов сдачи объекта - все было для него тайной за семью печатями. В институте этому практически не учили, а работая мастером, он с такими вопросами почти не сталкивался. Иногда появлялось желание бросить все и бежать куда глаза глядят! Конечно, постепенно Юрий во всем разобрался. Но какого напряжения, каких нервов это потребовало, скольких бессонных ночей! Сколько раз приходилось «изобретать велосипед» - самостоятельно «доходить» до того, что было азбучной истиной для предшественника. И вот, помня о том, что за ним идут такие же молодые и неопытные, каким был он сам, Шкуропат, став начальником СМУ, задумался о том, как облегчить ребятам этот «процесс роста». Ведь растут люди быстро. Всю «должностную лестницу» - мастер - прораб - начальник участка - многие проходят за два - три года. Нельзя ли постепенно готовить каждого молодого специалиста к следующей должности, расширять его кругозор? Пусть мастер знает о том, какие проблемы встанут перед ним завтра, когда его назначат прорабом. Пусть каждый прораб учится представлять себе работу всего участка в целом, готовясь к тому, что его ждет в скором будущем должность начальника участка. И если сегодня это создаст дополнительные трудности и для начальника управления и для главного инженера, - завтра им же самим будет легче работать с этими людьми. И теперь в СМУ - 3 никто не удивляется, когда на совещание начальников участков Шкуропат приглашает прорабов и даже мастеров. И Грохотов воспринимает как должное, если на стройплощадке мастер просит его разъяснить какой - нибудь вопрос, который, казалось бы, должен интересовать лишь старшего прораба. Они понимают друг друга с полуслова - два молодых инженера, стоящие во главе СМУ. Потому что они единомышленники. Здесь у них все общее - заботы и радости, поражения и победы. У них совсем разные лица. Бледное, большеглазое, с постоянным выражением какого - то удивления - у Грохотова. И худощавое, смуглое - у Шкуропата. Оно было бы, пожалуй, суровым, родись он брюнетом. Но природа одарила его есенинским чубом и глазами нестерпимой голубизны. И вместо суровости получилась просто сосредоточенность, словно обдумывает он про себя что - то очень важное. Но когда мы с ним стоим молча возле карбидной печи, где беснуется и гудит белое пламя, мне кажется вдруг, что они чем - то похожи. Наверное, потому, что на лице Шкуропата - то же выражение спокойной гордости человека, хорошо сделавшего свое дело, которое видела я у Грохотова, - там, возле двух огромных круглых резервуаров, поднятых над землей. Когда показывал он мне свое детище. Свои поиски. Свои тревоги. Свои бессонные ночи. Свою победу. Иногда, казалось бы, пустяк, мелочь может сказать о человеке больше самой пространной характеристики. Мы сидим с Ритой Грохотовой в их уютной квартирке и смотрим фотографии, сделанные Юрой во время их летнего путешествия по Болгарии. Рита, иронически улыбаясь, подсовывает мне один за другим снимки различных зданий - маленьких и больших, уже готовых, новеньких, что говорится, с иголочки, и еще одетых в леса.

- Вот, видите, что Юрий обозревал в основном в Болгарии, - смеется она. На двух - трех фотографиях у подножия какого - то огромного строящегося здания - тоненькая Ритина фигурка.

- Упросила, - усмехается она. - Все - таки память... Да что они, сговорились, что ли?! Два часа назад я слышала почти такую же историю от Гали Шкуропат - с тою лишь разницей, что дело происходило в Чехословакии.

- Все на экскурсию, а он с раннего утра куда - нибудь на стройку: еще накануне присмотрел, Вернется к обеду, весь грязный, пиджак порван. Но сияет... Обе женщины иронизируют, подтрунивают над своими мужьями, но чувствуется, что в глубине души они гордятся ими именно потому, что через всю жизнь обоих Юриев, как главная музыкальная тема симфонии, проходит святая одержимость своим делом. И пусть они живут в совсем не романтическом городе. Пусть не начинали они «с первого колышка». Оба они романтики в самом высоком значении этого слова. В Иркутске я видела плакат, на котором художник изобразил Сибирь молодой девчонкой в рабочем комбинезоне с мастерком в руке. Пожалуй, это очень точно характеризует облик сегодняшней Сибири. Я встречала здесь бригадиров с косичками, по - школьному связанными на затылке, безусых прорабов, руководителей трестов и директоров заводов, едва вышедших из комсомольского возраста. Слова поэта о том, что коммунизм «возводить молодым», воспринимаются здесь не как плакатный лозунг, а как простая констатация факта. Страна доверила Сибирь молодым. И для меня они будут олицетворением сегодняшней Сибири - три парня, о которых я вам рассказала. Три молодых коммуниста. Три представителя славного племени романтиков, чье нелегкое назначение - быть хозяевами этой земли.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.