Рыбник Иост - доносчик, подлец и предатель. Пощаженный Тилем, он украдет его деньги, те самые, для спасения которых вытерпел жестокие пытки Клаас. Будет еще и еще предавать и доносить. Стоило ли в таком случае щадить его?

Злые духи, окружившие Тиля и Неле, нашептывают им советы. Один советует «построить дом, растить потомство и есть горячие сосиски. И запивать холодным пивом. И сидеть у теплого камина... И, помешивая пепел кочергой, вспоминать про папочку!» Вступает другой: «Кого ты слушаешь, безумец! Тебе ли, оскорбленному, искать покоя?.. Мстить - вот он, смысл жизни! Мстить всем! Всегда!... Мсти! Мсти! Мсти!... Кругом предатели! И мой тебе совет: для начала убей мать!... Она предала отца: он мертв, а она жива!»

Тиль и Неле освобождаются от власти кошмара, а страшные слова духа застревают в памяти. Мстить всем? Глупость, вздор. Кругом предатели? Ложь. Если кругом предатели, то Тиль не дух Фландрии, а одиночка, которому только и остается мстить, убивать. В том-то и дело, что бороться за свободу своего народа можно только тогда, когда сам народ жаждет свободы, когда предателей - кучка, меньшинство. Тиль - дух Фландрии, дух народа, и именно потому он не может быть злобным и мстительным. Нет, не о всепрощении здесь речь, не о том, что надо подставлять правую щеку, когда тебя бьют по левой, но о том, что этот парень, так похожий на сегодняшних парней, - символ целого народа, и слова и поступки его мерятся иной мерой.

Чтобы установить эту меру, завершить тему, Горин придумывает еще один эпизод, которого нет в книге. Спасая своего друга Ламме, Тиль попадает в публичный дом, где его ждет засада. Он мог бы убежать, но рыбник Иост (все тот же Иост!) приставляет нож к горлу жены Ламме: «Еще одно движение, и я перережу этой девке горло». Женщина просит Тиля бежать, Ламме просит Тиля бежать, но он сдается: «Я остаюсь, они все свободны!» «Лучше всем умереть!» - восклицает Ламме, и Тиль отвечает: «Всем умирать глупо, Ламме... Десять жизней - столько за меня еще никогда не давали!»

Если бы Тиль решил спастись, у него была бы куча оправданий. Он выполнял важное задание принца Оранского, вождя гёзов, жена Ламме готова была пожертвовать собой ради его спасения, и сам Ламме тоже. И девицы, которых он спасал, помимо своей сомнительной нравственности, еще и предательницы: они согласились за горсть монет заманить Тиля в засаду. Но у него другой расчет: десять жизней за одну, и только это имеет значение.

Потом король Филипп, возникший в воображении Тиля, будет убеждать его в том, что расчет неверен: «Ты художник, ты мог бы написать удивительные полотна, которые, возможно, прославили б тебя на века... Сопоставь! Взвесь!... Что ценнее для человечества: художник Уленшпигель или безвестный шут, казненный в эпоху Филиппа Второго?»

И все-таки расчет Тиля верен, потому что ни веские оправдания, ни удивительные полотна не стоят десяти фламандских жизней. Правда, так рассчитывать может только человек, умеющий преодолеть страх смерти, - свободный человек.

Не думаю, что авторы спектакля сознательно хотели вызвать ассоциацию с пушкинским «Памятником», но она возникла:

И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий вен восславил я свободу...

Нет, не случайно стоят здесь рядом «чувства добрые» и «свобода» - они едины, одно неотделимо от другого. Это единство существовало всегда, с тех самых пор, как человек понял, что такое свобода. Об этом говорили и говорят великие книги всех времен и народов. И когда веселый парень Тиль Уленшпигель, шут, солдат и художник, возвышается до такого понимания свободы - не становясь при этом в позу, не превращаясь в монумент самому себе, - зритель, уже ощутивший свою близость с ним, может быть, сделает шаг, пусть маленький, по тому же пути познания, которым идет Тиль. И если это произойдет, классика станет современной - не потому, что ее принято уважать, а потому, что она войдет в душу.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.