Весною в Колпашеве 1) утонул политический «Алексей - грузин». Ссыльные решили устроить ему красные похороны. Был заготовлен красный гроб, ленты с соответствующими надписями, красные флаги и пр. Слухи о «необычайных» похоронах привлекли к дому, откуда происходил вынос тела, не только местную колпашевскую молодежь, но и из соседнего села Тугура, которое находилось в 8 верстах. Видя это, полиция пыталась было вмешаться, но ей определенно было заявлено, чтобы она и не показывалась на улице во избежание неприятности.
Из похорон получилась внушительная демонстрация с красными флагами, пением революционных песен и политическими речами на могиле.
Проходит неделя, другая и в один из несчастных вечеров к Колпашеву подходит пароход, на котором тайно приехали жандармы. Не сходя на берег, жандармы начинают через стражников вызывать «зачинщиков» на пароход и по одиночке задерживать. В числе других был вызван и тов. Лашевич 2), деятельный организатор демонстрации. Однако, он, войдя было на пароход, сообразил, что дело что-то не ладно и, не доходя до жандармов, повернул обратно. Стражники, не имея деректив задерживать, пропустили его. Видя, что ему «повезло», тов. Лашевич, не заходя домой, ушел в лес, где и решил переждать, пока не уедут жандармы.
Погода была на диво скверная. Ветер, дождь. Сумерки все больше и больше сгущались. Лашевич, стоя под кедром, ждал гудка парохода, который должен был увезти жандармов, пристально вглядываясь по направлению к деревне. Вдруг, он видит в нескольких шагах от себя человеческую фигуру.
- Стражник, - мелькнула у него мысль, и он присел на землю, чтобы скрыться от взоров последнего.
К его изумлению, фигура повторила его жест и тоже присела в грязь. Так, сидя на мокрой земле, они несколько мгновений вглядывались друг в друга.
- Фу, черт возьми, - плюнул, наконец, Лашевич и расхохотался, поднимаясь с земли, - да это вы Иван Никитич?
- А это Лашевич, - раздался из темноты голос тов. Смирнова 3), - Ха-ха-ха.
И друзья по несчастью, оба «зачинщики» и организаторы демонстрации, ускользнувши от ареста, забрались под один кедр.
Уже глубокой ночью, когда пароход давно ушел, насквозь промокшие товарищи, осторожно крадучись, вошли в Колпашево, пробрались домой, взяли деньги и решили бежать, не дожидаясь вторичного пришествия за ними жандармерии. К ним примкнул еще один товарищ. После краткого обсуждения, решили бежать вниз по Оби.
Чуть забрезжило утро и Колпашево стало пробуждаться, - все трое, с накинутыми на плечи ружьями, открыто демонстративно прошли по Колпашеву на глазах стражников, сели в лодку и поехали. Стражники задержать их не осмелились.
Не сомневаясь, что стражники не замедлят дать знать во все концы об их побеге и что будет организована погоня, розыски и слежка за лодками и пароходами, наши приятели, после двухдневного путешествия, в течение которого они сделали верст 120 по разлившейся Оби, к Нарыму не пристали, а остановились в лесу в нескольких верстах от Нарыма, так называемом «Конкином Бору», откуда они и завязали сношения с Нарымскими ссылными на предмет посадки на пароход.
Но в Нарыме, как они узнали, тоже было далеко не благополучно. Здесь, как местная полиция, так и жандармерия также обрушилась на ссыльных за празднование первого мая.
Дело было так. Нарымские большевики решили отпраздновать первое мая в своей тесной компании на квартире тов. Сольца. Вечеринка была очень оживленной, говорились речи, пелись революционные песни, мотивы которых далеко разносились по Нарыму, через открытые окна. В самый разгар веселья к квартире подскакивает верхом на лошади пристав и требует немедленно же прекратить пение и разойтись. Товарищи, конечно, не обращают на него никакого внимания. Это взбесило пристава:
- Я предлагаю вам немедленно подчиниться, - кричит он в окно, перегибаясь с седла и еле удерживая лошадь, - это все вам будет поставлено в строку.
- Поставь в строку свою лошадь, - дурачливо бросил кто-то из товарищей через окно приставу. В комнате загремел дружный хохот.
Пристав, почему-то кровно оскорбился этой, ничего не говорящей фразой. Потеряв всякое самообладание, он исчез, посылая угрозы.
Как бы то ни было, но Сольцу 4) и еще двум-трем товарищам грозил арест. Решено было бежать, направляясь вниз по Оби во время полного разлива последней, проехать на север весь Нарымский край, выбраться в Тобольскую губернию и уже там сесть на один из больших пароходов американского типа и добраться до Тюмени.
На маленькой лодке наши беглецы сделали 625 верст. Бурная Обь местами разливалась в целое море. Поездка была сопряжена с величайшим риском: кругом вода, берегов не видно, даже легкий ветерок поднимал большие волны, ежеминутно грозившие захлестнуть лодку. На этом бурно волнующемся море то тут, то там высовывались из воды небольшие кочки-острова: холмы залитого берега. Вот к этим-то островкам и приставали наши путешественники, чтобы передохнуть, развести костер, согреться и напиться чаю. У Некрасова, в его повести - «Дедушка Мазай и зайцы», рассказывается, как на такие, незатопленные еще полой водой, островки собираются, спасаясь от наводнения, зайцы. Эту картину много раз наблюдали воочию товарищи.
- Однажды, - рассказывал мне позже тов. Сольц, - пристаем мы к такому островку, полузаросшему кустарником, выходим на него и направляемся к кустам, чтобы набрать хворосту для костра. Вдруг оттуда выскакивает несколько ошалелых от страха зайцев и начинают метаться по узкому пространству земли. Один из товарищей громко крикнул. Зверьки окончательно потеряли голову, а один из них с размаха бросается ко мне, сидящему неподвижно, и прыгает на грудь так, что я руками поймал зайца. Дней через 10 весьма тяжелого путешествия, товарищи миновали, наконец, пределы Нарымского Края и выехали на территорию Тобольской губернии. Здесь они пристали к какому-то селению, куда дня через три прибыл желанный им пароход. - Вид у нас, - рассказывает товарищ Сольц, - был такой, что мы всем бросались в глаза. Войдя на пароход, мы увидели, что являемся предметом всеобщего внимания и что публика догадывается - кто мы. Я решил действовать на ура. Пошел к капитану и откровенно рассказал ему, что мы ссыльные, хотим иметь в дороге каюту и боимся провала при подходе парохода к Тобольску. Капитан оказался человеком порядочным, принял в нас участие, дал каюту и обещал в Тобольске запереть нас в ней до тех пор, пока не сойдет с парохода публика и выпустить нас лишь тогда, когда у парохода полиции уже не будет.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.