День был праздничный, час утренний. В поле гуляла метель с немилостивым, диким воем «розы ветров». А поле было рядом, там только обозначалось будущее земляными и каменными работами.

Мы услыхали прежде всего смех и слёзы, соединённые в одну музыку звонких голосов, но выделялся голос чистый, ещё по - детски не устоявшийся:

- К черту! Не хочу! Сегодня же уеду! Руководителям, ознакамливающим меня «с бытом и жизнью».

сделалось неловко. Они, как это часто бывает, хотели бы продемонстрировать что - нибудь «показное», а тут, по - видимому, «быт и жизнь» оборачиваются гораздо суровее, чем им хотелось. А между тем суровое и действительное - как раз и есть самое показное, уже без всяких кавычек, что и подтвердила потом сама жизнь в этом случае.

Щупленькая на вид, хорошенькая и трогательная своим капризным упрямым лицом девочка - подросток сидела на постели и проливала слёзы. Вот ужо в какой раз у неё примерзают волосы к подушке!... Она трудней других воспринимала неприглядные условия строительства и при нас на уговоры сверстниц упрямо повторяла:

- Жди, когда это будет: и город и квартира!... Жди сто лет! Но юная строительница не говорила главного. А главное состояло, как потом выяснилось, в том, что ей «был глубоко противен» самый вид простой лопаты, а ещё больше она презирала «эти штаны» из брезента и прочее и прочее, что «с детства ей не снилось».

Эта сцена, омрачившая знакомство с юными строительницами, могла бы вылететь навек у меня из памяти, если бы мне года через три - четыре не пришлось снова побывать в Сталиногорске.

Мы с режиссёром С. Юткевичем задумали поставить фильм «Орден Ленина». Как раз в те дни был отпразднован пуск Сталиногорского комбината, многих строителей наградили орденами, и мы отправились в Сталиногорск. Каково же было моё изумление, когда на встрече с орденоносцами я вдруг узнал ту самую девушку, которая омрачила наше знакомство с обитательницами женского барака!

Она носила на груди орден Ленина. Мне был известен блестящий путь юной строительницы и отличной производственницы комбината - Фёдоровой, - и я не хотел припоминать ей тот случай, хоть он и мог выглядеть теперь курьёзом. К тому же она меня и не узнала, да и не могла узнать. Она сама нам рассказала об этой «первой полосе» её социалистической биографии, причём припомнила и то зимнее утро, когда она, по её воспоминаниям, «дошла до отчаяния». - Но как же всё - таки?

С большой, продуманной серьёзностью она говорила нам, как постепенно совпадают в человеческом сознании личное и общее, малое и большое, и всё это, конечно, говорилось про себя, про свой интимный мир. А что до «отчаяния», то она действительно собралась уехать «к маме с папой», и уговоры на неё не действовали, пока ей кто - то не сказал:

- Хороший же ты подаёшь пример!

Тут и сказалось новое, глубокое, ответственное чувство коллектива, когда у нас говорят люди не «я», а «мы». Это понятие, присущее только советским людям, весьма обширно. Новые, социалистические качества типов и характеров собираются помалу, незаметно, из каких - то будничных поступков. Вчерашней школьнице и пионерке стало стыдно подать плохой пример в своём коллективе, и этот неприметный случай оказался первым звеном в её блестящей современной биографии, типической для многих тысяч наших молодых людей.

(К слову, мой сценарий в ту пору не удался и не удался потому, что я пошёл по показным и чисто внешним изображениям жизни... признаюсь, увы!).

Наши социалистические традиции, думается мне, надо искать в простом и обыкновенном, которое уходит в наше прошлое и составляет огромное общенародное содержание жизни сталинской эпохи. Очень часто простой, обыкновенный человек, в особенности когда он молод, не видит, да и не хочет видеть, как он бывает замечателен, как он хорош!

Мы!

И ухо наблюдательного иностранца поражает этот термин. Приятно. «Мы» как понятие имеет теперь свои корни, оно складывалось в Комсомольске на Амуре, прошло через наши пятилетки и с ними через борьбу, жертвы, победы - от первой стройки в Сталинграде до небывалой славы Сталинграда, до знамени победы над Берлином - вошло в сознание людей.

Время неизбежных послевоенных трудностей могло бы нас застать врасплох и безоружными, не будь и в прошлом трудных крепостей, которые всегда оказывались взятыми и назывались «чудесами». И бешеная ненависть мировой реакции к советскому народу тем и вызывается, что советский народ умеет творить эти чудеса с немыслимыми превращениями. Писал же Илья Эренбург в одной из своих американских корреспонденции о том, как ему говорил один капиталист, что нас - да надо бить, пока мы не преумножили своего благосостояния... по ширпотребу. Приумножим! И не только по ширпотребу. И он, капиталист, по - видимому, уже прекрасно осведомлён в этом вопросе.

Ход и размах советской жизни уже в первый послевоенный год дают пример нового движения вперёд. Снова, как десять и пятнадцать лет тому назад, как в годы неимоверных военных испытаний, снова новые беспредельные силы решают новые громадные задачи. Мы можем с гордостью говорить, что наши социалистические традиции переходят из поколения в поколение и составляют сущность и содержание самого простого и обыкновенного в жизни.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.