Когда на трибуну совещания молодых писателей поднимались те, чьи книги для сидевших в зале явились первыми «путёвками в жизнь», когда они говорили о своих путях в литературу, о великой ответственности советского литератора, - чувство значительности и торжественности происходящего ощущалось всеми особенно остро. Так воспринимали молодые поэты и прозаики выступления А. Фадеева, Всеволода Вишневского, А. Твардовского и других писателей старшего поколения, явившихся новаторами художественного стиля. Не все участники конференции произносили слова «социалистический реализм» и «революционная романтика». Но если обратиться к протоколам семинарских занятий, которые проходили под руководством писателей и критиков старшего поколения, то станет ясным, что подробный, тщательный разбор, которому подвергались произведения, исходил из основного: насколько верно удалось передать тому или иному начинающему писателю нашу сегодняшнюю действительность, её простых и героических людей, насколько правдиво изображена им душа нового, социалистического человека. Это в равной степени относилось и к прозаикам и к поэтам.

Та критика - подчас довольно резкая И жёсткая, - которой подвергли, например, Вера Инбер и Маргарита Алигер молодого одесского поэта Виктора Бершадского - человека одарённого, но грешащего слишком явным влечением к внешним эффектам формы, к красивости, - исходила именно из этих больших критериев - социалистического реализма и революционной романтики. На серьёзные недостатки указывали А. Твардовский и В. Александров киевскому поэту А. Рывлину, написавшему большое количество мёртвых, застилизованных стихов, зависимых от поэтики акмеистов.

Эти примеры отчётливо показали, что те молодые поэты, которые идут в своём творчестве не от жизни, а пробуют заняться чисто лабораторными, отвлечёнными экспериментами, вряд ли создадут что - либо ценное, творчески значительное. И наоборот, горячий отклик нашли на конференции произведения молодых поэтов, ищущих новых, непроторённых путей, творчество которых стимулировано впечатлениями и переживаниями действительности.

Свежо и искренно прозвучали стихи украинского поэта Платона Воронько, служившего в дни войны подрывником в партизанском соединении С. А. Ковпака. Когда Воронько говорит о своём солдатском пути, за его строками чувствуется биение подлинной жизни:

«А я, огнём весь путь свой прикрывая,

Прошёл войну от края и до края,

И вот опять добрался до весны.

И мне тепло. Я снова окружён

Твоей, как светом, нежностью. И снова

Звенит листва орешника лесного

И мир встаёт, зарёю обожжён,

В хмелю своей тревожной новизны.

Но в памяти встревоженной несу я,

Как тень мою - широкую, косую, -

Далёкий пост у снежной крутизны».

(Перевод С. Наровчатова).

Очень тепло была встречена на совещании москвичка Юлия Друнина. И Николай Тихонов, и Вера Инбер, и Илья Эренбург, и Маргарита Алигер с большой похвалой отозвались о лирическом даровании этой молодой поэтессы, всю войну проведшей на передовой линии фронта в качестве медсестры. У Друниной небольшой, неширокого диапазона, но удивительно чистый лирический голос. Испытанное ею на войне отложилось в простых и полных искренности строках, по - женски нежных, по - воински суровых. В стихотворении «Памяти однополчан» Ю. Друнина с гордостью вспоминает славные боевые дни 1941 года, когда миллионы юношей и девушек Советской страны уходили на фронт по зову родного комсомола:

«После тревоги

ночью

Крепок тяжёлый сон.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.