Ему совсем не обязательно было спускаться на станцию. Все горнопроходческие работы были уже здесь закончены. И всё же он пришел на Павелецкую - Кольцевую намного раньше того часа, когда, собравшись всей бригадой, проходчики отправлялись в другой конец города, на новую шахту. Ему очень хотелось посмотреть, как выглядят станция и тоннели именно сейчас, накануне открытия первого участка Большого кольца.

Наверху всё говорило о том, что процесс сооружения подходит к концу. Возле забора он заметил облепленные глиной и цементом лебёдки, домкраты, насосы, погрузочные машины - Вчера здесь их ещё не было. Значит, они там, внизу, отслужили своё. В клеть шахты грузили какие - то тяжёлые материалы. Но это были не крепёж, не мраморные плиты и не тюбинги, как раньше, а жгуты электрического кабеля, фарфоровые изоляторы, детали люстр, бережно упакованные в ящики с мягким войлоком. Рядом с копром всё выше поднималось здание вестибюля.

Куполообразный зал вестибюля был заставлен козлами, лестницами к помостами. Везде, на каждой площадке, стояли рабочие. Одни прикрепляли тяжёлые плиты светлого мрамора, другие выкладывали мозаику свода, третьи устанавливали рамы огромных аркообразных окон.

- Епифанов, Миша! - донёсся чей - то голос из - под купола. - Что, во дворец идёшь?

Епифанов ничего не ответил, только улыбнулся товарищу, помахал ему рукой и пошёл к эскалатору. Он шагал свободно и широко, как человек, давно привыкший к своей неуклюжей брезентовой спецовке. По широким металлическим ступеням спускаться было легко. Эскалатор ещё «не оделся» в чехол из кавказского ореха. Из - под его рам виднелось бесчисленное множество зубчатых колесиков, реек, пластин, соединительных целей. Лестница - чудесница была, пожалуй, самой длинной из всех действующих на метро.

Внизу на Епифанова повеяло знакомым холодком и сыростью. Теперь только фанерная перегородка отделяла его от станции. Он открыл маленькую дверцу и зажмурился, ослеплённый ярким светом, белизной стен и сводов. Взору его открылся чудесный белый мраморный зал. Массивные колонны, изящная балюстрада переходной лестницы, пилоны, расцвеченные строгой византийской мозаикой.

Справа и слева за рядами колонн начинались тоннели. Они совсем готовы. Это те самые тоннели, которые прокладывал он, Епифанов, и его бригада. А сейчас нигде не видно признаков воды. Невозможно даже и предположить, что где - то совсем рядом, за тюбинговым панцирем, свирепствуют плывуны и лежит влажная каменистая глина. Как неузнаваемо преобразился этот тоннель, как непохож он на узкую штольню, в которой едва продвигались тележки, ту самую штольню, в которую он спустился первый раз!

Первый раз!... Давно ли это было? Кажется, что не очень. Напряжённые дни, заполненные трудом, учёбой и спорами, пролетели быстро, а на самом деле с тех пор прошло уже шесть лет...

Шесть лет назад, в один из холодных октябрьских дней, слесарь по ремонту комсомолец Михаил Епифанов был вызван на собрание. Он находился в помещении с плотно закрытыми толстыми щитами окнами: шла война. Ему было восемнадцать лет. Рядом с ним стояла девушка с круглым румяным лицом. Епифанову она показалась знакомой: Михаил где - то уже встречался с ней.

- Откуда ты? - спросил Епифанов. - Не с Кировского ли района?

- Да, с Кировского.

- А где работала?

- На обувной фабрике.

- А вон та, чёрненькая?

- На ткацкой.

И так все... Все, кто здесь находился: портнихи, секретари, парикмахеры, учётчики - три тысячи комсомольцев, направленных на Метрострой комсомолом Москвы.

... Епифанов внимательно слушает главного инженера строительства. Тот обводит на карте города кольцо, соединяющее семь вокзалов. «Четвёртая очередь метрополитена, - говорит он, - включает 12 станций и 45 километров тоннелей. Она будет иметь 47 эскалаторов. Это больше, чем на действующих линиях метро. Первый участок - от Курского вокзала до Центрального парка культуры и отдыха имени Горького, через Павелецкий вокзал, Таганскую, Серпуховскую и Калужскую площади, - надо сдать прежде всего...» В голове трудно укладывались цифры. Сотни тысяч тюбингов, тонны бетона, железобетона, мрамора, гранита... Нет, Епифанов не помнил цифр, но ясно ощутил, как велика его ответственность, как много нужно сделать, чтобы оправдать доверие Родины.

Наконец он на шахте. Шахты, собственно, ещё никакой нет, и Миша только хвастливо рассказывает дома соседским мальчишкам о забое, в котором он ещё ни разу в жизни не был. Всё это он придумал. Но ему на самом деле хочется поскорее туда, вниз, в узкие штольни, к проходчикам, о которых он столько слышал удивительного.

А пока на Зацепском валу обнесли участок высоким забором и стали рыть котлованы. Миша - просто - напросто землекоп. Потом он бетонщик. Работа для него новая. Но и её он обязан освоить: метростроевец должен быть мастером на все руки. Вот как Константин Гутник, знатный бригадир проходчиков: тот умеет и мраморные плиты укладывать, и бетон заливать, и тюбинги чеканить.

Только зимой, когда над стволом шахты поднялась вышка копра с эстакадой и бункерами для отвала пород, Епифанов спустился вниз в лязгающей железной клети. Грубая куртка топорщилась на нём, резиновые сапоги скользили по жидкой, вязкой глине штольни, и он с непривычки спотыкался почти на каждом шагу.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.