Вспомнила свою поездку в Иорданию и палестинских беженцев. Вспомнила их жалкие временные поселения, состоящие из железных коробок, напоминающих собачьи конуры. Вспомнила изнуренные лица палестинских детей, которым никогда не суждено пережить детство, их глаза, загнанные, затравленные... Люди сами творят свою судьбу?

Гонимые с родных земель палестинцы, лишенные куска хлеба и крыши над головой, проклинали судьбу, уготованную им, вздевая руки к небу и призывая аллаха в свидетели.

Мне было жаль этих двоих и не было их жаль. Они сделали выбор, и теперь у них началась другая жизнь, совсем непохожая на прежнюю. Они сами сделали выбор. Мысленно я пожелала им мужества. Просто я всегда была уверена, что человек, лишивший себя добровольно родины, совершает тягчайший грех, и искупление его – вся последующая жизнь. Я желала этим людям мужественно искупить свой грех.

Мне хотелось сфотографировать янтарную россыпь на грубой рогожке, я попросила разрешения и получила его.

Дальше все было, как в дешевом кассовом фильме. Из-за старого развесистого дерева появился человек. Сейчас я даже не могу восстановить в памяти его лицо. Оно было искажено яростью. Размахивая руками и брызжа слюной, он набросился на меня, оттесняя от сидящих людей. Грозя кулаками в мою сторону, он выкрикивал хрипло: «Это красная! Красная! Не верьте ей... Она вас агитирует. Пусть сама убирается откуда пришла. Красная сволочь! Пропадите вы все пропадом!..» Мне казалось тогда: еще секунда, и человек завоет по-звериному и начнет кататься по земле. Или встанет на четвереньки и на глазах обрастёт лохматой шерстью...

Вокруг собирались люди. В одну минуту мы были окружены плотным кольцом любопытных... Выбираясь из кольца, я видела их лица: сочувствующие и удивленные, насмешливые и растерянные, смеющиеся и равнодушные. Удаляясь от площади, я все еще слышала хриплый крик, похожий на рев: «Красная сволочь! Это же красная сволочь...»

У меня на столе лежит фотография.

Хаотическое нагромождение странных существ, вроде бы людей, но вместо голов, рук, ног – старинные вещи, книги в растрепанных переплетах, антикварные лампы, позеленевшие от времени бронзовые подсвечники и канделябры. Одно лицо растворяется в другом, не сохраняя собственных очертаний... Вот лицо не то человека, не то циклопа с одним огромным глазом посреди лба... Вот многоглазое существо с двумя носами, а вместо рта какая-то старинная медная утварь. Вот фигура человека с множеством рук, его рот словно распялен в крике – безглазое, страшное создание.

Посреди фотографии – памятник, облепленный телами, вещами, а в центре его гранитной основы словно с размаху впечатана фигура беловолосой мечущейся девушки с лицом мадонны.

По пространству, предназначенному небу, разбрызгивая вокруг себя янтарную россыпь, проплывает, словно оживший портрет Рембрандта, старушка со сморщенным лицом. В глазах величайшее отречение старости, а в руках – «Майн кампф».

Эта фотография стоит у меня на столе. Уже в Москве, проявляя пленку, я обнаружила вместо целой кассеты кадров один, вобравший в себя все впечатления от Блошиного рынка. Оказывается, я забывала переводить кадры.

И вот передо мной удивительный образ Блошиного рынка.

А рядом еще одна фотография, сделанная мной на память. В стремительном круговороте танца даже слегка прогнулся выпуклый земной шар. Казалось, еще секунда, и он треснет пополам, как переспелый грецкий орех под вихреобразным, безудержным натиском ног... Словно вся планета, вое люди Земли – белью и черные, молодые и старые – объединились в едином порыве вальса..

А внизу табличка: «Вальс Штрауса».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.