Сверток развернулся и листовки рассыпались но двору.
Острая боль в ноге отрезвила его. Бойцов мигом вскочил и лихорадочно быстро стал собирать рассыпанные листовки. При свете фонаря мелькнуло большое жирное слово: Англо - русском... но значение этого слова не дошло до сознания. Жилка у правого глаза болезненно, не переставая, билась.
«Что же это такое! Редактор газеты ночью разбрасывает листовки на дворе завода!»
Захотелось вернуться туда, в сталелитейный цех, чтобы ничего этого не было, чтобы не повстречался Пеньков, чтобы не вышло этой глупой, непоправимой ошибки.
Он уложил листовки в портфель и быстро пошел с заводского двора. Внезапно пришла мысль: «А что если бросить их и впрямь здесь!» Но тут же она была разбита и уничтожена. Завтра рабочие будут читать листовки, которые распространил он, Бойцов. Хотя об этом никто не будет знать! Нет... Будет знать Пеньков, Нейштадт. И йотом он сам ведь не может этого сделать, он же против этих листовок, он же не может принять того, что в них написано.
«Передать их Игнатову? Выполнить поручение оппозиционной группы? Создается какой - то круг, из которого невозможно выйти».
Уже сидя в автобусе, он продолжал мучительно думать о выходе, рукой судорожно сжимая портфель с листовками и чувствуя себя преступником.
«А что если... Ну, да... Ну, конечно... Надо завтра отдать листовки Базарову... И как он раньше до этого не додумался». Шурка даже радостно рассмеялся, разбудив мирно прикорнувшую в уголке автобуса старушку.
Старушка ехала домой из поселка от дочери. Муж дочери сильно пьянствовал и частенько бил ее. Она долго и горько жаловалась матери на свою жизнь. Уложив детей, они поплакали над ними, потом пили чай и опять плакали. В автобусе старушка вздремнула, и во сне редкие слепы скатывались по ее маленькому лицу и впитывались в вытертый воротник шубейки. Старушке не было никакого дела до партийных споров, до оппозиции, до большой и сложной заводской жизни. Она приоткрыла глаза, замигала от света, грустно посмотрела на Бойцова и опять застонала.
... Угловое окно второго этажа исполкомского дома было освещено. «Базаров до сих пор работает... А что если сейчас пойти и все рассказать ему?..»
И сразу принятое решение стало казаться далеким и невыполнимым.
«Пойдут расспросы: что да как. Базаров сразу перестанет доверять ему. Ведь, не мог же Ленков дать листовки первому встречному. Еще поставят вопрос на бюро укома. Чернов будет допрашивать его... Нет! Это невозможно... Что же делать? Что же делать?..»
- Бойцов! Ты какими судьбами?
Базаров без фуражки, с пером в руке стоял перед ним. Шурка весь передернулся, но Базаров, как и всегда, не ждал ответа.
- А я, брат, сижу и доклад на бюро готовлю! Вот за папиросами выбежал! Знаешь что, зайдем наверх, расскажу кое - что...
Машинально передвигая ногами, словно автомат, пошел Бойцов за Базаровым.
В кабинете Базарова было полутемно. Одна лампочка тускло светила с потолка.
«И как это он до сих пор не распорядится настольную лампу поставить!» - подумал Шурка, откручивая гаечку на одном из стоящих на столе веретен.
- Вот, садись. Да знаешь, Бойцов, оппозиция - то после приезда Троцкого действует во - всю! Вот сегодня доставили мне листовочку об Англо - русском комитете. Ядовитая листовка!...
Веретено с грохотом упало со стола и покатилось в угол комнаты.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.