— Пожалуйста...
Кажется, все проверено и включено. Техник отбежал к носу самолета. Вот он отсоединил свои длинный шнур связи с нами, поднял руки и тотчас разбросал их. По этому сигналу его товарищи вырвали из-под колес тормозные колодки — путь к взлетной полосе свободен!
В воздухе над морем самолет-разведчик пойдет «за звуком», то есть его скорость превысит скорость звука — 1 224 километра в час. Но свой разбег машина начинает медленно. Первые секунды она бежит по бетонной дорожке так, будто вовсе не собирается расставаться с землей. Невольно у всех, кто наблюдает за нами, да и у членов экипажа нарастает напряжение. Бетонная полоса не бесконечна: взлетим или не взлетим?
Несмотря на ранний час, за бортом градусов двадцать пять. Воздух уплотнился этим теплом — значит, машина оторвется от суши в конце аэродрома.
— У нас очень мощные двигатели! Придется поработать рулями, чтобы удержать эту штуку на взлетной полосе!
Самолет мчится с высоко поднятым носом. Я оборачиваюсь, сквозь боковые бронестекла угадываю по промелькнувшим строениям место, где мы находимся, — середина дорожки. Ну, еще, еще немножко...
Сто двадцать... сто шестьдесят... двести... (километров в час).
Полковнику сейчас не до прибора, показывающего нашу земную скорость. Сню минуту ему важнее знать все, что происходит в двигателях, — он ими и занят. Отсчет скорости ведет штурман. Его голос дрожит — действует встряска, которую нам дает в общем-то ровная взлетная полоса. Мышко ждет, когда старший лейтенант сообщит ему нужное число. Получив его, полковник в последний раз сильно подтянет к себе штурвал, — вот тогда-то мы и покинем землю.
Скорость растет. Сотни тонн легкого и сверхпрочного сплава с грохотом несутся к морю. И не найти сил, способных остановить, прекратить наш разбег. Постойте... Да они уже не понадобятся — мы в воздухе. «Самолет обладает большой скороподъемностью», — предупреждал меня Мышко. Большая скороподъемность? Разведчик набирает высоту, словно кто-то поддал ему сзади...
Ослаблю-ка я привязные ремни (вывалиться из кресла при такой езде невозможно), спокойно осмотрюсь и прислушаюсь. Владимир Антонович Мышко ведет самолет прямо на солнце. Я опускаю широкий фильтр защитного шлема, откидываюсь на спинку кресла — как хорошо! Главное — все в порядке, сомнения и страхи исчезли, несколько часов полета пройдут скоро. Нет, мне необходимо что-нибудь сказать по этому поводу нашему командиру!
— Владимир Антонович, когда пойдем за звук?
— Потерпи немного...
В кабине тихо, хотя полковник по-прежнему выжимает из двигателей все возможное. Впрочем, если уж очень прислушаться, можно уловить спокойный звон, легкую и ровную дрожь обшивки самолета. Интересно, что с нами будет, когда командир заставит моторы поработать на «сверхзвуке», или, как говорят пилоты, начнет разгон?
Заныло в ушах. Это работают автоматы наддува наших кабин — они герметизируют пространство, в котором мы сидим. Доктор предупреждал, что болеть может при насморке, даже самом незначительном (зря я ему ничего не сказал). Я несколько раз якобы что-то проглатываю, и все неожиданно проходит. Зато теперь неловко повернуть голову — парашютные лямки сбили воротник спасательного жилета. Это, как я уже сказал, склад нужных при аварии вещей. В нем баллончик с углекислотой (она мгновенно раздует жилет, стоит коснуться воды), сигнальная мигающая лампочка (ее видно издалека) с батарейками в непромокаемом кармане и такое же отделение, куда засыпан яркий порошок для того, чтобы с воздуха по большому пятну можно было скоро заметить приводнившийся экипаж.
С жилетом покончено, но тут я чувствую, что на ботинках ослабли шнурки.
Тяжелая обувь сбережет ноги при катапультировании. Внизу, на подножках кресла, есть специальные стальные скобы. Стоит нажать на ручки стреляющего механизма, и почти одновременно с выстрелом эти снобы цепко прижмут ноги к подножкам, не дадут им в момент больших перегрузок (они возникают, когда экипаж на большой скорости покидает самолет) и под действием встречного потока воздуха сорваться с кресла. Ботинки сделаны из толстой кожи — сквозь нее не чувствуешь прикосновения крепких скоб...
Кажется, самолет больше не поднимается. Так и есть: командир набрал нужную высоту и погасил скорость.
Мы на первой площадке наблюдения за морем. Отсюда по заданию разведчик должен пройти несколько сот километров на «сверхзвуке». И сразу, без лишних слов:
— Начинаю разгон!
Я мгновенно подтягиваю привязные ремни.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.