Полдень. Под серо - серебристой чашей затянувшегося неба дремлют вековые леса, уже тронутые нежной грустью осени. Каких только красок и оттенков здесь нет! Прозрачным янтарем отсвечивают клены: нетускнеюще - яркой акварелью окрасились куртинки зеленокорых осин; в пламенеющие полушалки одеты беломраморные березы, разбредшиеся через звонкие сосняки и угрюмые ельники; рубинами рдеют отяжелевшие гроздья будто стоя уснувших рябин. В потемках чащоб и в светлеющих проредях полянок стоит глухая, затаенная тишь. Но она до того чутка и отголосиста, что даже стук упавшей шишки отдается звучным эхом.

После долгой ходьбы хорошо отдохнуть на щетинистом ковре белоуса. Лежу и слушаю, как рядом в дымчатой глубине бора неугомонно журчит ручеек. Его переливы напоминают звон зябликов и рассыпчатую трель жаворонков. Сдается, что вокруг ни единой живой души. И вдруг неподалеку громкий треск сломанного сучка и чья-то тяжелая поступь. Осыпая огненную метель листопада, из густого подлеска спокойным, машистым шагом к ручью выходит пара сохатых.

Большая, похожая на старый, побуревший пень горбоносая голова лесного великана увенчана короной раскидистых лопатообразных рогов. Его комолая подруга поменьше ростом, но так же сильна, подбориста и волоока. Землисто - бурая, будто приглаженная шерсть зверей отливает тусклым серебристым блеском.

Широко расставив длинные узловатые ноги, шевеля отвисшими, похожими на замшевые кошельки губами, лоси жадно тянутся к воде. Однако, не успев сделать по нескольку глотков, они настороженно вскидывают свои массивные головы. Откуда-то из чащи доносится ясный, чистый голос:

Что стоишь, качаясь,

Тонкая рябина.

Голову склонила

До самого тына?...

Легко и плавно, то затихая, то откликаясь в самых далеких уголках лесного раздолья, песня разливается неповторимо чудесной мелодией. В ней и неукротимая, вечно юная любовь, и недолгая, мимолетная печаль, и всепобеждающая сила молодости. Пожалуй, никогда, ни в каком концертном зале не звучала песня так красиво и вдохновенно, как теперь в золотом, осеннем лесу.

Навострив большие, косо срезанные уши, лоси чутко улавливают каждый долетающий до них звук. Голос приближается. Но звери не уходят. В их светло - карих глазах, перечеркнутых иссиня - черными полосками зрачков, нет ни капельки страха.

«Неужели слушают песню?» - думается мне. Так и есть! Пение как бы завораживает лесных великанов. И пока грустно, но величаво звучит она, лоси стоят, как чудесное живое изваяние. Когда же очаровавший их голос утихает, они снова склоняются к роднику, а потом не спеша скрываются в огненно - оранжевом крушиннике.

Взяв ружье, выбираюсь на затравеневшую тропку. Вскоре мне навстречу выходит высокая крутогрудая девушка. Ее широко открытые васильковые глаза сияют добротой и ласковостью. В одной руке она держит букет поздних цветов: нежно - голубых цикориев, золотистых одуванчиков, розовых зонтиков тысячелистника; в другой - несет корзинку, доверху наполненную отборными боровиками.

- Здравствуйте! - говорю я. - Хорошо вы песни поете. Просто замечательно!

- Как могу, так и пою! - отвечает она, зардевшись румянцем.

Мелькая между деревьев цветастым платьем, девушка идет своей дорогой, а мне кажется, что в образе этой русокосой красуни из лесов уходит благодатное лето.

г. Сумы.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.