Ленин идет к Октябрю

- Читатель поймет, можно надеяться, почему русскому большевику, знакомому с этим механизмом и наблюдавшему, как вырастал этот механизм из маленьких, нелегальных подпольных кружков в течение 25 лет, все разговоры о том «сверху» или «снизу», диктатура вождей или диктатура массы н т. п., не могут не казаться смешным ребяческим вздором, чем-то вроде спора о том, полезнее ли человеку левая нога или правая рука.

«Через двадцатилетнюю подпольную работу...»

Выступая в июле 1921 года с докладом о тактике на Третьем конгрессе Коммунистического Интернационала, Ленин говорит об идейном развитии старой буржуазной технической интеллигенции в годы Советской власти:

- Все эти специалисты придут к коммунизму, но не так, как мы, не через двадцатилетнюю подпольную работу, во время которой мы непрерывно изучали, повторяли и пережевывали азбуку коммунизма. О полицейской слежке тех лет Ленин вспоминает и в 1918 году. Выступая на Шестом съезде Советов, он говорит, что германские империалисты в Берлине:

-...за каждым представителем нашего правительства следят с таким же тщанием, с каким правительство Николая II следило за нашими товарищами. Рассказы Владимира Ильича о питерском подполье воспроизводит в своих воспоминаниях и его старшая сестра. Отмечая, что к осени 1895 года «за Владимиром Ильичем сильно следили», Анна Ильинична сообщает, что он говорил ей об этом поздней осенью 1895 года. Ленин просил сестру в случае его ареста - не пускать в Питер мать, для которой хождение в разные учреждения с хлопотами о нем было особенно тягостно, так нан было связано с воспоминаниями о таком же хождении для старшего сына... Рассказал Владимир Ильич сестре «несколько случаев о том, как он удирал от шпиков». «Зрение у него было хорошее, - пишет Анна Ильинична, - ноги проворные и рассказы его, которые он передавал очень живо, с веселым хохотом», были, как она вспоминает, «очень забавны». Особенно запомнился ей один случай.

- Шпион настойчиво преследовал Владимира Ильича, который никак не хотел привести его на квартиру, куда отправлялся, а отделаться тоже никак не мог. Выслеживая этого нежеланного спутника, Ильич обнаружил его в глубоких воротах питерского дома. Тогда, быстро миновав ворота, он вбежал в подъезд того же дома и наблюдал оттуда с удовольствием, как заметался выскочивший из своей засады и потерявший его преследователь. «Я уселся, - передавал он, - на кресло швейцара, откуда меня не было видно, а через стекло я мог все наблюдать, и потешался, глядя на его затруднительное положение; а какой-то спускавшийся с лестницы человек с удивлением посмотрел на сидящего в кресле швейцара и покатывавшегося со смеха субъекта...» Об этом же пишет и Сильвин, которому Владимир Ильич однажды весело рассказал, как он - только что «провел» шпика, быстро завернув за угол и войдя в ближайший подъезд. Он просидел в этом месте с полчаса на стуле для швейцара, пользуясь отсутствием последнего, и видел сквозь стекла двери, как мечется плюгавая фигура, бегая взад и вперед, но убедившись, что след не отыскать, бросила слежку... Владимир Ильич «настойчиво и непрерывно» предостерегал друзей «от обывательских повадок», от переписки с намеками в ней на подпольную деятельность, аресты товарищей, их выдающиеся черты и личные особенности... Он настаивал на необходимости - заметать следы при посещении рабочих квартир, чаще менять вагоны конок при переездах по городу, пользоваться проходными дворами, остерегаться громких разговоров у себя дома из-за возможности ненадежного соседства, не оставлять нелегальщины на виду у домашней прислуги и квартирных хозяев. «Наружное наблюдение» за членами «Союза борьбы» становилось все более наглым и назойливым. И на это также обращал внимание Владимир Ильич. Десятилетие спустя о тех тревожных днях он вспоминает в письме к большевику Сергею Гусеву:

- Я по опыту и своему и массы товарищей знаю, что едва ли не самая трудная вещь для революционера - это именно вовремя оставить опасное место. Всегда как раз к тому времени, когда необходимо оставить работу в данном месте, она становится особенно интересной и особенно нужной: всегда, решительно всегда кажется работающему именно так.

«Я давннй подпольщик»

Владимир Ильич не раз возвращался к своему революционному опыту, накопленному в дни «Союза борьбы». Осень 1903-го. Женева... Воспоминаниями о петербургском подполье Ленин делится с участниками кружка женевских большевиков по изучению. марксизма. Отчитывая опоздавших на воскресные занятия, он, как рассказывает Михаил Ханин, говорит:

- Вот вам назначат явку где-нибудь на перекрестке по серьезному конспиративному заданию, а вы на пять минут опоздаете. Что может за пять минут произойти? И Владимир Ильич приводил немало примеров. Подчеркивал, что работники подполья должны приучать себя к абсолютной точности, учитывая, что порой назначаемая встреча ограничивается секундой и незаметным кивком головы. 1905-й. Лондон... Ленин беседует в дни Третьего съезда партии с его уже известными нам делегатами - Крамольниковым и Джапаридзе. По свидетельству Крамольникова, ставшего после Октября одним из лучших знатоков ленинского наследия, Владимир Ильич вспоминает, что еще в 1895 году в Петербурге при организации «Союза борьбы» он придерживался такого правила:

- Когда имеешь дело с секретными, конспиративными делами, надо говорить не с тем, с кем вообще можно беседовать, и не о том, о чем вообще можно говорить, а только с тем, с кем нужно, о том и только о том, о чем нужно»... - Полагаю, и теперь, через 10 лет, в 1905 году, это правило не устарело... 1906-й. Петербург... Вспоминая о сформировавшихся еще в девяностых годах конспиративных навыках самого Владимира Ильича, Бонч-Бруевич рассказывает, что, посещая в 1905 -1906 годах книжный склад легального большевистского издательства «Вперед», расположенный в доме 9 по Караванной улице Петербурга, Ленин «почти никогда не выходил из склада через парадное крыльцо, а, проходя по комнатам, как бы незаметно подходил к черному ходу, выбирал такое время, когда никого вокруг не было, кроме... близких ему товарищей, произносил тихо «до свиданья!» и мгновенно исчезал, выходя из нашего другого крыльца, так называемого черного хода, причем и здесь, выйдя на подъезд, он старался выждать, посмотрев во двор, каково там положение, и делал вид, что он выходит из этого дома, как бы спускаясь с верхнего этажа. Конспиративные привычки Владимира Ильича никогда его не покидали. И здесь он проявлял себя все тем же осторожным, спокойным, выдержанным конспиратором-революционером». 1911-й. Антверпен... Сюда, в Бельгию. Ленин приезжает для выступления с рефератом о положении в партии. Его встречает рабочий-эмигрант Антон Макаренко. Однако на перроне, куда прибывает поезд из Парижа, он не находит Ленина. Владимир Ильич прямо с вокзала отправляется на квартиру Макаренко. В ответ на недоуменные вопросы он «с хитроватой улыбкой» опытного подпольщика рассказывает:

- Выходя из вагона, я посмотрел в сторону людского потока - нет ли вас? Но вас нигде не заметил. Тогда я повернул в обратную сторону, обогнул вблизи стоящий последний вагон поезда, перешагнул рельсы и прошел к выходу другим перроном. А затем на извозчике - прямо по адресу. 1915-й. Лозанна... Владимир Ильич тщетно допытывается у группы эмигрантов, как называется улица, которая ведет в предместье Шайи, где обитает несколько большевиков.

- Сперва направо, потом налево... Только таких указаний добивается Ленин у лозанцев. Узнав, что некоторые из них живут в городе уже восемь лет, Владимир Ильич возмущается до глубины души. Писательница-переводчица Мария Ильина приводит его гневные слова:

- Направо-налево, направо-налево! Живете здесь восемь лет, по этой улице ходите восемь лет - и не удосужились узнать, как она называется. Работнички! Организаторы! Конспираторы!... Собеседники Ленина «стояли, не зная, куда деваться», и впервые поняли, какое значение имеет такая «мелочь»... Осень 1918-го. Москва... О своей наблюдательности подпольщика Ленин шутливо рассказывает и делегатам Первого съезда комсомола. Когда они в ответ на вопрос Владимира Ильича: «А что, товарищи! Кушать хотите?» - хором уверяют, что сыты по горло, Ленин, смеясь, говорит:

- Я, товарищи, старше вас. К тому же я давний подпольщик, что снабдило меня некоторой долей наблюдательности. Если бы вы были так сыты, как вы уверяете, думаю, что сидящая среди вас товарищ девушка не вынимала бы тайком из кармана кусочек сухаря и не грызла бы его, думая, что я этого не вижу. А я вижу! А я вижу! Понимаете? Быть может, последний раз Ленин вспоминает о юношеских конспиративных навыках уже в начале двадцатых годов, когда вновь «скрывается» от сотрудников охраны Горок. Ксения Пискунова, помогавшая весной 1921 года Надежде Константиновне по хозяйству, рассказывает, что Владимир Ильич вставал обычно рано и «старался уходить незамеченным (к отчаянию людей, приставленных охранять его)». Однажды Мария Ильинична попросила Ксению отыскать Владимира Ильича и позвать его обедать. Девушка тщетно обошла весь сад. Тогда Мария Ильинична посоветовала «тщательно поискать в зарослях около дома». И, конечно, Ленин «нашелся» на нижних ступенях отдаленной веранды, среди кустов сирени. Узнав, что его ждут, Владимир Ильич через несколько минут пришел, но во время обеда, рассказывая, где он скрывался, пошутил:

- Как это вы, Ксюша, разыскали меня, придется мне улучшить конспирацию.

Первый номер «Рабочего Дела»

В ноябре 1895 года Владимир Ильич пишет статью «О чем думают наши министры?» О ней Ленин говорит Анне Ильиничне:

- Конечно, если сразу говорить против царя и существующего строя, то это только оттолкнет рабочих. Но ведь «политикой» переплетена вся повседневная жизнь. Грубость и самодурство урядников, пристава, жандарма и их вмешательство при всяком несогласии с хозяином обязательно в интересах последнего, отношение к стачкам всех власть имущих - всё это быстро показывает, на чьей они стороне. Надо только всякий раз отмечать это в листках, в статьях, указывать на роль местного урядника или жандарма, а там уже постепенно направляемая в эту сторону мысль пойдет дальше. Важно только с самого начала подчеркивать это, не давать развиваться иллюзии, что одной борьбой с фабрикантами можно добиться чего-нибудь... Вот, например... вышел новый закон о рабочих... его следует разъяснить, показать, насколько тут делается что-либо для рабочих и насколько - для фабрикантов. И вот в газете, которую мы выпускаем, мы помещаем передовицей статью «Как министр заботится о рабочих?» («О чем думают наши министры?»], которая покажет им, что такое наше законодательство, чьи интересы оно защищает. Мы намеренно говорим о министре, а не о царе. Но эта статья будет политической, и такой должна быть обязательно передовица каждого номера, чтобы газета воспитывала политическое сознание рабочих... В ноябре - декабре Ленин готовит первый номер подпольной газеты «Рабочее Дело» - органа «Союза борьбы». Пишет статьи: «К русским рабочим», «Ярославская стачка 1895 года». 6 и 8 декабря (за несколько часов до ареста) руководящая группа «Союза» обсуждает под его председательством собранные материалы. О первом ленинском опыте редактирования революционной газеты рассказано в книге «Что делать?» Ленин считает особенно важным - ...установить тот часто забываемый (и сравнительно малоизвестный) факт, что первые социал-демократы этого периода, усердно занимаясь экономической агитацией... не только не считали ее единственной своей задачей, а напротив, с самого начала выдвигали и самые широкие задачи русской социал-демократии вообще и задачу ниспровержения самодержавия в особенности. Тан, например, той группой петербургских социал-демократов, которая основала «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», был составлен еще в конце 1895 года и первый номер газеты под названием «Рабочее Дело». Вполне готовый к печати этот номер был схвачен жандармами в набег с 8-го на 9-е декабря 1895 года у одного из членов группы А[натолия] Алексеевича] Ванеева [«А. А. Ванеев скончался в 1899 году в Восточной Сибири от чахотки, которую он вынес из одиночного заключения в предварилке, - пишет Владимир Ильич в подстрочном примечании. - Поэтому мы и сочли возможным опубликовать приводимые в тексте сведения, за достоверность которых мы ручаемся, ибо они исходят от лиц, непосредственно и ближайшим образом знавших А. А. Ванеева»] и «Раб[очему] Делу» первой формации не суждено было увидеть света. Передовая статья этой газеты (ноторую, может быть, лет через 30 извлечет какая-нибудь «Русская Старина» из архивов департамента полиции) обрисовывала исторические задачи рабочего класса в России и во главе этих задач ставила завоевание политической свободы. Затем была статья «О чем думают наши министры?», посвященная полицейскому разгрому Комитетов грамотности... Таким образом этот, если не ошибаемся, «первый опыт» русских социал-демократов 90-х годов представлял из себя газету не узно местного, тем более не «экономического» характера, стремившуюся соединить стачечную борьбу с революционным движением против самодержавия и привлечь к поддержке социал-демократии всех угнетенных политикой реакционного мракобесия. И никто, хоть сколько-нибудь знакомый с состоянием движения в то время, не усомнится, что подобная газета встретила бы полное сочувствие и рабочих столицы и революционной интеллигенции и получила бы самое широкое распространение. Неуспех же предприятия доказал лишь, что тогдашние социал-демократы оказались не в силах удовлетворить насущный запрос момента вследствие недостатка у них революционного опыта и практической подготовленности... Само собой разумеется, что нам и в голову не приходит ставить эту неподготовленность в вину тогдашним деятелям. Но для того, чтобы воспользоваться опытом движения и извлечь из этого опыта практические уроки, необходимо дать себе полный отчет о причинах и значении того или другого недостатка. Поэтому крайне важно установить, что часть, может быть, даже большинство, действовавших в 1895-1898 г[одах] социал-демократов вполне справедливо считали возможным тогда же, в самом начале «стихийного» движения, выступать с самой широкой программой и боевой тактикой... Одно из ленинских высказываний на редакционном совещании воспроизводит Сильвин, вспоминая, что Владимир Ильич в качестве редактора «Рабочего Дела» начал с заявления:

- «Я понимаю свои обязанности редактора самодержавно», - исключая, таким образом, ненужные прения по содержанию статей, которые уже были согласованы с отдельными авторами... Крупская пишет: «Этот петербургский период работы Владимира Ильича был периодом чрезвычайно важной, но невидной, по существу, незаметной работы. Он сам так характеризовал ее. В ней не было внешнего эффекта. Вопрос шел не о геройских подвигах, а о том, как наладить тесную связь с массой, сблизиться с ней, научиться быть выразителем ее лучших стремлений, научиться быть ей близким и понятным и вести ее за собой. Но именно в этот период петербургской работы выковывался из Владимира Ильича вождь рабочей массы».