Все к груди, к душе прижать,
Все для сердца мало.
Он за славой полетел,
Полетел навстречу стрел,
В шум и ужас боя.
Разгромил врагов герой, —
Но насытился войною,
Мрачен лик героя...»
Предчувствием каких же событий объясняет поэт появление этой «пиесы»?
На следствии по делу 14 декабря 1825 года ему был задан вопрос: «С какого времени и откуда заимствовали вы свободный образ мыслей?» «Не могу с точностью сказать, когда и как родился во мне свободный образ мыслей, — ответил подследственный, — я развился очень поздно: до лицея я был ребенком и едва ли думал о предметах политических». Но именно в эту пору, в начале двадцатых годов, Кюхельбекер — «одна из тех пламенных голов, которым дано дурное направление известным Обществом», — спешил уведомить правительство высокопоставленный доносчик Каразин. Тот же профессор Каразин обращал внимание в доносе на чтение Кюхельбекером известного стихотворения «Поэты»: «Хоть надпись на сей пьесе «Поэты», но цель ее очень видна из многих мест, например: «В руке суровой Ювенала злодеям грозный меч свистит...» Поелику эта пьеса была читана в обществе непосредственно после того, как высылка Пушкина сделалась гласною, то и очевидно, что она по сему случаю написана». Тогда-то Кюхельбекер вынужден был на время покинуть Россию, но его выступления за рубежом лишь усугубили конфликт поэта с самодержавием. Лекция о русском языке, прочитанная во Франции, и поныне считается выдающимся документом раннего декабризма. Поэт, по его слову, выступал от имени мыслящих людей России, «потому что люди являются всегда и везде братьями и соотечественниками, потому что они предпочитают свободу рабству, просвещение — мраку невежества, законы и гарантии — произволу и анархии». «Совершенно деспотическое» русское правительство было в лекции декабриста противопоставлено русскому народу, интересам самой России.
Так вот, оказывается, куда уходят корни «Клена», выросшего у тюремной стены, и вот, как выясняется, какой животворный «Ручей» вливал силы в родную почву! «Все для сердца мало» — жажда борьбы неистребима! «Разгромил врагов герой» — вера в победу над самодержавием зрела в поэте задолго до событий 14 декабря 1825 года. Но и будучи узником Свеаборга, он не считает себя побежденным, а потому и завершает в синей тетради тюремного Дневника пьесу, которую написал, «когда еще был свободен, вдохновленный предчувствием». И если бы плац-майор вчитался в стихи о якобы невинном клене, который и из окон комендатуры было видать отменно, то понял бы, какой сочинитель пребывает под неусыпным государевым оком.
Облик неукротимого узника и мужественного философа вытесняет из нашего сознания того, другого, полузабавного, полуанекдотического растяпу, плюхнувшегося в снег на Сенатской площади и стрелявшего невесть куда из незаряженного пистолета.
Он пришел на Сенатскую площадь потому, что иначе не мог.
Он предчувствовал свою судьбу как трагедию. И те, кто «заряжал» его пистолет аглицкой солью в своих светских мемуарах, напрасно тщились придать трагедии несвойственную ей трагикомическую окраску.
Это с ними — со своими врагами и с врагами друга своего Пушкина — сражался в Дневнике Кюхельбекер. «Несчастна Россия на счет людей с талантом», — восклицал он в одной из записей, рассказывая о ранней смерти одаренного юноши...
Мне ведомо море — седой океан:
Над ним беспредельный простерся туман,
Над ним лучезарный не катится щит.
Но звездочка бледная тихо горит.
Эта бледная звездочка страшнее зарева пожарищ для тех, кто списал с корабля истории собратьев Кюхельбекера по борьбе:
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Экспедиция Смены: Нефтяные реки Сибири