Старик ел состоятельно. Он отламывал маленький кусок хлеба, высоко поднимал ложку. Капельки нога вскипали на белой прогалине лысины. Прижимая хлебный мякиш к жаркой алюминиевой выпуклости ложки, старик глотал папины щи. После каждого глотка он отправлял в рот намокший кусочек хлеба. Это была медлительная, строгая, опрятная стариковская еда. Сухие пальцы штукатура, чуть дрожа, подносили ложку к намокшим вислым усам. Деревенский штукатур - сезонник знал цену каждого глотка.
Двадцать пять копеек стоила тарелка Паниных щей.
Сама Паня вряд ли знала об этой цене и уж наверное не могла бы сказать, почему именно двадцать пять. Вообще ее не интересовало, что происходило в обеденном зале фабрики - кухни. Там царствовали поднос и талон, бесконечно уходили и приходили люди, усаживаясь на нагретые стулья. Там остервенело и смачно щелкала касса.
Там мокрая тряпка летала по клеенке, и тяжелый поднос подплывал к столу, и нетерпеливые руки тянулись к тарелкам - одна, другая, третья и старик - сезонник брал ложку в сухие пальцы. Там кончалась ниточка, которую держала Паня.
От столика обедающего через раздаточное окно тянулась ниточка к белым круглым котлам, между которыми пробегал бригадир суп - ноги цеха Паня Пучкова.
Итак, щи из свежей капусты - пять тысяч блюд...
Ну, здесь как будто все в порядке. Паня останавливается у котла, белая полная девичья рука тянется к ложке, которая матово тускнеет за поясом. Едва коснувшись шубами ложки, девушка мчится дальше: со щами благополучно, нельзя задерживаться.
Паровые котлы шипят, из краника бьет струйка горячей воды. Чернорабочие тащат по скользкому кафельному полу неуклюжие темно-зеленые термосы - это судки тысяч. Тысячи ждут Паниных щей.
Щи свежие с помидорами - 3.000 блюд... Достаточно ли заправили помидор? Нет, жидко, жидко. Надо сообщить заготовительному цеху.
Рука, только что державшая ложку, берет шершавую трубку телефона.
В глубине огромного здания, в темном колодце подъемника вспыхивает электрическим свет, на деревянную площадку въезжает ящик с поблескивающими помытыми помидорами. Через минуту - две девушки в супном цехе, заправив тряпку в деревянное ухо ящика, торопливо волокут его к белому котлу. Им не полагается выполнять черной работы, так как Паня Пучкова - повар первой категории, а Ксеня Глухова - второй. Но сегодня не вышел старик Илья, подсобный рабочий. Щи со свежими помидорами - три тысячи блюд - должны быть готовы к сроку.
- Чего глядят, ах ты! - возмущается Паня, быстро перебирая помидоры и отбрасывая сухие и пыльные. Она ставит работницу на перемывку помидор. Но хватит ли рабочей силы на раскупорке банок с консервами? Суп из мясных консервов - три тысячи блюд. Ох, эти проклятые банки! Утром было столкновение со старшим, поваром Шестипёровым. Почему Паня вчера не распорядилась раскрыть банки? - Бригадир! 193 получаешь! Ух ты... - рычал Шестипёров - высокий поджарый повар с серыми холодными глазами. Это был радивый и опытный повар, но резкий и даже грубый человек. Особенно он любил третировать «барышень», окончивших кулинарную шкоту ФЗУ, как Паня Пучкова.
Паня по - бабьи расплакалась.
Она не умела (отвечать Шестипёрову, как Ксения, - и ядовито и спокойно. Ксения была из домашних работниц, знала людей. Она уже давно собиралась протащить в стенгазете «Шестипёрова с его автоматом». Паня же была слабовольной и нерешительной, Ей казалось, что Шестипёров лично ее преследует. Великолепная повариха, кормившая ежедневно своими супами 36 тысяч человек, она не знала, к кому обратиться, чтобы положить конец грубым повадкам старшего повара.
Но сегодня Паня смутно ощущала свою вину. В самом деле, можно было еще вчера раскрыть банки. Но она так закрутилась. Ведь первый год, только первый год работы! Еще недавно она вписывала в тетрадку химические формулы и поблюдные раскладки.
Бормоча сквозь слезы упреки и оправдания, Пучкова напряженно соображала. Шестипёров еще увидит, умеют ли работать «барышни». Она ставит Ксению на поблюдные супы, Машу - на щи. Снятые с картофельной чистки бабы раскрывают консервные банки.
Фабрика перешла на поблюдную систему, нужно максимально разнообразить пищу. Сегодня еще суп перловый с головизной - тысяча блюд. Паня погружает руки в склизкую студенистую массу. Мертвая рыбья чешуя, бесформенные коричневые куски мелькают в руках.
- Шестипёров, - зовет она, преодолевая чувство неприязни. - Разве можно такую головизну заправлять?
- (Работнички... чтоб их! - Шестипёров косо взглядывает на Маню:
- Отсылай обратно... дочка.
В 10-м номере читайте об одном из самых популярных исполнителей первой половины XX века Александре Николаевиче Вертинском, о трагической судьбе Анны Гавриловны Бестужевой-Рюминой - блестящей красавицы двора Елизаветы Петровны, о жизни и творчестве писателя Лазаря Иосифовича Гинзбурга, которого мы все знаем как Лазаря Лагина, автора «Старика Хоттабыча», новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.