Космос где-то рядом

В эфире треск и молчание. Где-то там, в окутавших гору густых, как тянучка, облаках по пояс в снегу идут вверх альпинисты. Они не видят самолета, в пулеметных очередях электрических разрядов не слышат голоса «семьсот третьего». Саша хватает рацию, сует батарею под пуховку на голую грудь (надо экономить энергию) и кричит в небо:

– Семьсот третий! Я «Ленчик-три», я «Ленчик-три»! Слышу тебя и вижу! На втором заходе буду корректировать.

– Где «Ленчик-один»! Где Добровольский! – Голос Галкина не скрывает разочарования. – Откуда меня видите!

Саша смотрит на товарищей, обступивших его вплотную. Его длинная фигура в пуховке, трусах и вибрамах, надетых на босу ногу, замершая на моренном камне, выглядела бы комично, если б не серьезность ситуации.

– Докладываю! – кричит он. – «Ленчик-один» из-за непогоды не может пробиться к вершине. Сейчас они где-то на шесть пятьсот. «Ленчик-два» значительно ниже. Они спускают больных. Одна группа вернулась. С Раздельной связи нет. Корректировать, кроме меня, некому.

Гул самолета исчез, растворился далеко в небе, но голос в рации ясный и четкий:

– Спасибо за информацию. Корректировать не надо. Передайте: пристрелку повторим завтра перед самой выброской. Занимайтесь своей работой.

Галкин с трудом выбрался из «фонаря» самолета, пролез под креслом штурмана, с хрустом размял затекшие ноги.

– Ну что, Виктор Тимофеевич, в «фонаре» не дует! – сострил второй пилот. – С такой корректировкой мы весь груз выбросим неизвестно куда.

Галкин развел руками. Горы – это вам не военный полигон и не спортивный стадион, здесь поправки в планы людей вносит сама природа. Разве виноваты альпинисты, что гора не допустила их к себе сегодня! Допустит завтра. Если такие ребята, как его альпинисты, не пройдут, то кто же здесь пройдет!

Галкин из тех людей, которые обладают завидной способностью вызывать интерес различных ведомств и организаций к его любимому делу. Он свято верит, что прикладные и спортивные возможности альпинизма огромны, но ограничены материальными средствами. Дайте нам средства – и наши ребята заберутся не только на Гималаи, но и на Луну, – утверждает он. «Альпинизм – народному хозяйствуя, «альпинизм – науке», «альпинизм – обороне» – эти общеизвестные лозунги он умело воплощает в конкретные дела, вкладывая в них уйму выдумки и энергии. И всегда следит, чтобы не нарушалась «обратная связь».

Мечта Галкина – организовать всесоюзную высокогорную фирму, которая на договорных началах выполняла бы задания любых организаций страны. Идея разумная и полезная. Она помогла бы развитию советского альпинизма и быстрейшему освоению наших гор.

Что касается самого Галкина, то сейчас мы общаемся с ним в основном по радио. За сутки он бывает иной раз в трех противоположных точках страны: с утра в Таджикской академии наук, в обед у командующего военным округом, вечером в московском министерстве. А на другой день уже закупает на базаре в Фергане овощи для экспедиции и отправляет вместе с бензином в наш базовый лагерь.

– Виктор Тимофеевич, – сказал я ему при краткой встрече на аэродроме во Фрунзе. – Вы вот спешите на прием и местным властям, а у вас брюки порвались»

Он внимательно осмотрел свой изрядно потрепанный костюм, задумчиво пожевал губами.

– Да, старик, штаны пора бы новые купить. Никак вот за получкой не зайду в Москве, все некогда. Разве что после экспедиции... Знаешь, – добавил он с оптимизмом, – для представительства главное – галстук и сорочка. Вроде это у меня порядке, а!

Мы поднимаемся уже пятый день. Идем по уши в снегу и почти вслепую. Хуже погоду трудно представить. Снизу казалось, будет легче, снег внизу таял, как никогда. На 4 600 обнажились скалы, и из-под хне-га вытаял самолет Липкина. Он лежит здесь, как памятник героизму отважного летчика, с 1937 года, когда Липкин совершил на крохотной террасе вынужденную посадку.

Выше пяти тысяч сплошной снег, сыпучий и глубокий, нависающий карнизами, расползающийся трещинами, ускользающий вниз, хватающий за ноги. Продвигаемся со скоростью нескольких метров в минуту. Иной раз кажется, что месим снег на одном месте. И так по двенадцать часов в день.

Сегодня последняя ночевка перед вершиной. Ветер беснуется, как в январе, снаружи минус двадцать, тяжелые облака сыплют на палатку целые лавины снега. Аркадий Маликов разложил на спальном мешке инструкции по установке приборов и до темноты штудирует их. Кажется, выучили все наизусть еще в Москве, но он все равно тащит с собой на вершину кипу бумаг.

Поднялись до рассвета. Сегодня, кажется, никто не спал. Нервное напряжение, переутомление и изнуряющая высота делают свое зловредное дело. Под утро стихло, но, едва забрезжил свет, обнаружилось полное отсутствие видимости. Глухой, бесконечный туман облепил вершину. Ползем на ощупь. 6 – 8 дыханий на каждый шаг, через каждые пять минут остановка. В полдень прилетит самолет, а мы... даже не знаем точно, где мы. Ну уж дудки! К вечеру доберемся! Тем более, что в туче видны просветы. Так и сообщили по рации: откладывайте операцию до завтра. Галкин выругался: кувыркаетесь там в тучах, а вот у нас здесь на вершине чисто... Ему хорошо рассуждать, в самолете!