Утро 18 апреля 1826 года. На улицах английского города Блэкберна прокламации. Гневные слова кричали с этих белых листков.
Хлеба или крови! Раз нет работы - так к черту машины и короля!
К вечеру первый булыжник разбивает окно ткацкой фабрики. Стекло задребезжало, шум паровых машин вырвался на улицу, а из темного переулка в ответ на мерный говор механических станков раздался многоголосый крик:
Долой машину! и новые осколки фабричных окон зазвенели на мостовой.
Паровая хлопчатобумажная ткацкая фабрика Блэкберна стала, а несколько десятков оборванных, голодных и озлобленных домашних ткачей, осадившие ее, были разогнаны полицией и войсками.
Через 6 дней - 24 апреля - беспорядки вспыхнули вновь.
Но теперь не десятки, а сотни ткачей шли в бой, и их оружием были не только булыжники: около 500 восставших были вооружены пиками, ружьями и пистолетами.
Толпа взламывает ворота фабрики, врывается внутрь, и начинается побоище: люди разрушают машины. Они видят в этих блестящих металлических вальцах, заклепках, колесах - своего заклятого врага, виновника нищеты, голода и болезней.
В этот день четыре ткацких фабрики Блэкберна были основательно разрушены. Беспорядки перекинулись в Манчестер, Вигам, Больтон, Гудерсфильд, Бернли - на весь текстильный район Англии.
Целую неделю звенели выбитые стекла фабрик, горели фабричные корпуса и металлическим звоном дребезжали разбиваемые машины.
Двадцать тысяч домашних ткачей вышли в бой против машины и за одну неделю разрушили 17 фабрик и поломали 100 механических ткацких станков.
Это был жестокий бунт против машины. Бунт домашних ткачей, которые своим ручным ткацким станком еще недавно зарабатывали себе хлеб, крышу и одежду. Но появилась машина, родились фабрики, началось массовое фабричное производство - и жалкий ручной ткацкий станок оказался бессильным. Домашний ткач не смог конкурировать с фабрикой и лишился работы. В одном Блэкберне, все население которого еле насчитывало 22 тыс. человек, машина сделала безработными 14 тыс. рабочих.
Нищета, вызванная машиной, была так ужасна, что даже буржуазная газета (Times» заявила:
«... коротко сказать, рабочие умирают голодной смертью».
Так обстояло дело с домашними ткачами. Но даже и тот, кто попал на фабрику, не был облагодетельствован ею. Хозяин прекрасно понимал, что на его век рабочих хватит с избытком. И он ценил на своей новой фабрике только новорожденную машину. Рабочий же был в загоне и получал гроши, работая, как вол. Неудивительно, что он ненавидел машину, она заставила его трудиться до изнеможения и все же почти голодать.
Так только - что родившаяся машина, попав в руки капиталиста, стала непримиримым врагом рабочего; злоба первых жертв капитализма обращалась не против виновников их объединения, эксплуататоров - фабрикантов, но против машины - послушного слуги их хозяев. Да, это тогда. А теперь?
Прошло столетие. Машина возмужала, превратившись в огромные хитроумные сооружения, работающие с поразительной точностью, ловкостью и производительностью. И что же, машина по-прежнему осталась заклятым врагом рабочего?
Возьмем лучшее из современных капиталистических предприятий - автомобильные заводы Генри Форда, где процесс производства механизирован максимально, сторож, чернорабочий, уборщик, подметальщик двора - все они получают жалованье, которым может похвастаться далеко не всякий квалифицированный рабочий не только в Западной Европе, но даже и в хорошо платящей Америке.
Мало того. Ту же ставку получают у Форда и курды, и персы, и китайцы, и даже индейцы, не имевшие совсем еще недавно никакой квалификации, и даже безногие, безрукие, слепые, глухонемые, инвалиды и эпилептики. На производстве у мистера Форда занято сейчас 670 безногих, 2.637 одноногих, 37 глухонемых.
Большинство фордовских рабочих имеют свои собственные домики и собственные «фордики».
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.