Он пошел вперед, шаркая ногами. Я за ним.
Эта комната была тесна, как шкаф, и совсем черна. Здесь - то и гнездился запах лекарств. растекаясь по всему дому. На полках стояли желтые банки с латинскими надписями и бутыли, наполненные темными жидкостями.
- Вот - с, пожалуйста, креолинчик. Употребляется для дезинфекции скотных дворов и при неправильных родах. Совершенно незаменим.
Я посмотрела на бутыль. Иван Алексеевич перебежал к другой полке.
- Марганцевый калий - с. Как будто бы простая вещь, а между прочим творит чудеса. При десенных ранах, повреждениях матки. Язык например кто наколет соломой...
Мы подошли к шкафу. За стеклом скупо блестели предметы, напоминавшие орудия пыток. Там были какие - то необыкновенно длинные и острые иголки, ножи, покрытые зазубринами, тяжелые щипцы, ложки.
- Вот-с, носовая закрутка, - сказал Иван Алексеевич, ткнув куда - то пальцем, - специально для лошадей. Для коров не употребляется.
- А это? - спросила я.
- Троокар, - торжественно ответил Иван Алексеевич, - штучка - с, я вам доложу!
Он и не думал объяснять назначение троокара, словно полагая, что одного его созерцания достаточно для меня. В доме стояла сонная тишина. Уходя, Иван Алексеевич окинул взглядом темные стены. На лице его отразились сожаление и боль. Может быть, он жалел о том, что привел сюда недостойного ценителя. Закрывая дверь огромным неповоротливым ключом, он сказал со вздохом:
- Наука утешает в одиночестве. - Но ведь вы же не одиноки. Иван Алексеевич остановился.
- Я очень одинок, барышня, - сказал он с равнодушной откровенностью.
Мне вспомнилась белая занавеска и приветливые глаза председателя, вязавшего кружево.
Вы живете в такой необыкновенной... деревне, - сказала я, - разве вы не ходите на собрания? Вы не знаете комсомольца Грикора?
Иван Алексеевич взглянул на меня подозрительно. Мы были уже в комнате с плюшевым лысеющим диваном и семейной фотографией. Держа лампу в руках, Иван Алексеевич проговорил нехотя:
- Манечка комсомолка. Она и ходит на все собрания.
Мы молча сидели на стульях друг против друга. Дождь перестал стучать в окно.
- Эх, знаете, барышня, - сказал. вдруг Иван Алексеевич с такой глубокой горечью, что я вздрогнула, - что вы толкуете о собраниях? Ведь мне шестьдесят один год, а я не был женат. И сестры умерли в девках.
- Почему же вы... не женились?
- На ком? - спросил Иван Алексеевич с улыбкой, снисходительной к чужой глупости. - Я романы читал, у меня образование было. А тут деревня. Посадили и не выпустили.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.