Рассказ молодого болгарского писателя Буряна Энчева повествует о событиях, относящихся к периоду господства в Болгарии реакционной клики. запродавшей страну немецким фашистам.
Над селом торопливо затрещали выстрелы пистолета и шмайзера. Грянула винтовка:
- Дан - дан - дан - к!
С тонким свистом режут холодное небо пули.
Жена Стоила Петрова, возясь около железной печи, ясно услышала выстрелы. Она взглянула испуганными глазами на мужа. Он стоял, не пошевельнувшись. Будто ничего не слыша, он продолжал читать смятую газету «Утро». Только через минуту - другую насупил свои густые, мрачные брови и буркнул:
- Пьянствуют в корчме Карамана. Один из них уезжает в Беломорье. Со вчерашнего дня беснуются, проклятые!... Ты приготовь курицу, тот зверь сейчас придёт.
Женщина вздохнула и подбросила в печку несколько пустых кукурузных початков. Стоил искоса проследил за ней и сурово кашлянул:
- К - хм!... Ты вот что, старуха... Присматривай - ка получше за Бонкой. Чтобы меньше показывалась, когда он дома, смотри!
- Ох, упаси бог, - вздохнула Стоилица. - Скорее начались бы занятия в школе, ушла бы туда - С тех пор, как Бонка здесь, глаза у него, что у волка - отшельника, - кровью налитые, всё на неё заглядывают! Весь день, всю ночь вином наливается, потом тащится в мой дом. Загнездились в селе, словно клещи! Для этого, что ли, посланы!
- Ты своему языку воли не давай, баба! А то они снова мне рёбра поломают. Да и тебе на этот раз не простят. Вчера старшина опять приставал: «Вы дружбаши, Стоил, а на этот раз с большевиками пошли». А я ему говорю: «Был я когда - то членом Земледельческой партии, а теперь, сам знаешь, политикой не занимаюсь, хлебал похлёбку 9 июня - больше не хочу». Он смеётся, как Вельзевул, и пальцем грозит. До него дошло, что Бонка будто в городе с Кириллом Ковачевым очень часто встречалась, с тем, что арестовали недавно... Не хочу, чтобы мой дом поджигали, слышишь? Пусть она гимназией своей занимается, а не то чёрт вас всех побери!!
Сам не замечая этого, Стоил кричал всё громче и размахивал газетой; потом смял в комок испачканный лист, зло сплюнул, выругался громко и длинно. Стоил не выдержал, выскочил во двор, разгорячённый, неодетый, в одном ватном жилете...
Пока жена не вынесла и не подала ему шубу, Стоил шагал поперёк двора по глубокому, рыхлому снегу, далеко выбрасывая свои длинные ноги. Она догнала его и со слезами на глазах уцепилась за рукав:
- Стоил! Куда ты, как помешанный, Стоил!
- Сожрали, хей! Душу мою сожгли, нет больше жизни! - Ты чего ревёшь? Пойди принеси и колпак!
- Сейчас сейчас! А слёзы - это от ветра, - жена вытерла глаза.
Стоил дрожащими руками закрутил в клочок газеты махорку и всосал жадно, всей грудью, горький, пьянящий дым. Гнев проходил. Оставалось только гложущее беспокойство. Оно щемило сердце, горбило высокую, сухую фигуру крестьянина.
- С большевиками пошёл... Не только пошёл бы, а и сам скоро большевиком стану!
Со стороны общинского управления снова послышались пьяные крики контрачетников из «лонной группы». Одинокий запоздалый выстрел остро просвистел в ледяном воздухе.
Бонка всё слышала из своей комнаты. Она давно этого ждала. Ждала, что отец обрушится на неё, может быть, и ударит, и он как будто поэтому и не позвал её, боясь, видимо, что не сдержится в своём гневе.
Вот уже больше часа сидит она над учебником немецкого языка, а не может прочесть и строки. Весь текст разукрасила маленькими чернильными точечками. Не лезут что - то чужие буквы в голову гимназистки. Почему вдруг всё перевернулось? В комнате всё так же: кровать с высокими железными спинками, белое шерстяное одеяло, которое так мягко охватывает тело, когда накроешься им.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.