И Нина вдруг увидела, что у него совсем молодое, хорошее, загорелое лицо и удивительные, на редкость чистые серые глаза. А когда он помогал ей вернуться к машине, она чувствовала, какие у него крепкие, надежные руки.
Да, началось так... А потом?
Главным в течение этой необыкновенной недели было ощущение замечательной полноты жизни.
Записная книжка Нины быстро наполнялась наблюдениями, цифрами, фактами. Хотелось запомнить все: и седого директора школы, перед которым снимали шапку все, от мала до велика, и худенького парнишку, загорелого до черноты, Митю Колесова - лучшего колхозного пастуха, писавшего втихомолку стихи, и нового председателя колхоза из тридцатитысячников, сутулого пожилого человека, который, не повышая голоса, вгонял в пот нерадивых...
На первых страничках записной книжки встречалось имя и Константина Петровича. Но потом оно исчезло, исчезло потому, что невозможно было вместить в беглые строки то удивительное, что сочеталось теперь у Нины с этим именем.
Когда началось то небывалое чувство близости, необоримого влечения, которое росло в них обоих? В тот ли день, когда они объезжали вместе дальние луга и Нина пьянела от упругого ветра и густого аромата трав и цветов? Или в тот вечерний час, когда они сидели у шалаша и дружно черпали деревянными ложками уху из большого черного котелка?
Между тем даже самые наблюдательные люди не приметили бы в их разговоре никакого намека на проявление чувств. Первое время Нина вообще стеснялась разговаривать с Константином Петровичем, боялась каким - нибудь неосторожным вопросом выдать свою неосведомленность и от этого чувствовала себя скованно.
Однако человек, который показался ей вначале грубоватым, относился к ней на самом деле очень внимательно. Он предупреждал ее вопросы и как бы между прочим рассказывал ей именно о том, что ее больше всего интересовало. Лед постепенно таял, и Нина стала чувствовать себя свободнее. Нет, ни о чем личном они не говорили. Но даже когда разговор шел об удоях молока и силосе, о новом телятнике и подвесной дороге, Нина неожиданно замечала на себе его пристальный взгляд, заставлявший ее опускать ресницы. Кровь медленно заливала посмуглевшие на солнце щеки, розовую мочку уха, шею, покрытую легким пушком. А в следующую минуту Константин Петрович отворачивался или начинал говорить подчеркнуто сухо, и Нина горько упрекала себя за неумеренное воображение.
Она была красива и знала об этом. Еще в школе мальчишки ссорились из - за нее, и когда играли в «почту», она получала больше всех записок с многозначительными восклицательными знаками и многоточиями. Ей нравилось ощущать свою власть над мальчишками. В университете у нее тоже не было недостатка в тайных и явных поклонниках. Иногда ей казалось, что и она влюблена, но это состояние длилось недолго и на поверку оказывалось самообманом. В общем, жила она до сих пор как - то легко и весело, кокетничала больше по привычке, чем с целью, уверенная в силе своего обаяния.
Но теперь перед ней находился человек опытный, зрелый. Рядом с ним она выглядела беспомощной девчонкой и все - таки безошибочным инстинктом ощущала, как тянется к ней этот сильный человек, и где - то в самой глубине сердца еще бессознательно росло в ней желание увидеть его покоренным...
Вот он шагает по полю в неизменной выгоревшей гимнастерке. Из - под фуражки с высоким околышем выбилась темная прядь, взгляд, как всегда, насупленный, губы сжаты. Но стоит ему сверкнуть своей яркой, белозубой улыбкой, как все лицо становится совсем другим - молодым и открытым.
Красоту и обаяние этой улыбки понимает, видно, не одна Нина. Женщины, собирающие огурцы на колхозном огороде, заметив Константина Петровича, поднимаются в рост:
- Петрович! Зайди - ка, отведай нашего огурчика - то.
Как - то он появился здесь вместе с Ниной, и, когда они уходили, перепрыгивая через грядки, до Нивы донесся низкий, грубоватый голос:
- Ишь, какую кралю подцепил наш Петрович!
- Ладно язык чесать, Марья, - вмешался кто - то, - не из таких он! Будто не знаешь, что у них уже с Клавкой Михеевой все обговорено.
Нина искоса глянула на Константина Петровича: слышал или нет? Нет, видно, не слышал. Или не хочет показать вида? А она не может скрыть хлынувшего на лицо румянца. Мысли ее упорно возвращаются к услышанному: «Клава! Кто эта Клава? Какова она?»
А дни летели, и каждый из них был до предела насыщен впечатлениями. Константин Петрович уехал на два дня в какой - то дальний колхоз. Для Нины наступило время отъезда, а он не возвращался. Может быть, все так и окончилось бы смутным, неопределенным волнением, если б не дождь...
Да, дождь... Как же это было?
С утра Нина отправилась в соседнюю деревню, побывала в детских яслях, в библиотеке. В тот день было очень жарко, у нее разболелась голова, настроение упало. Она уныло брела по пыльной дороге. Здесь и нагнал ее эмтеэсовский «газик», и сильная рука чуть ли не на ходу втащила в машину.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 100-летию со дня рождения Г. В. Плеханова
15-летие разгрома немецких фашистов под Москвой