Вошел парень в комнату, ножку отставил, голову нагнул, дескать, честь имею представиться.
Ну, от него, натурально, в комнате сразу духовито стало, как в оранжерее. Нюрка моя, туда, сюда, не знает, куда его посадить, куда самой сесть. Дырку на обоях спиной норовит прикрыть. Конфузится, одним словом.
«Э, думаю, неправильную ты линию ведешь! Будь чем есть. Не ты к нему пришла, а он к нам - бери, какие уродились».
Долго не сидели. Словечками перекинулись и ушли в кино.
Денька через три сидим мы с женой, вот так тоже - чаишко попиваем. Вдруг входят оба. У Нюрки в руках пакетик цветной.
«Ага, думаю, герой Нюрку угощать изволит».
Сели за стол. Пакет пакетом, а выложить конфеты некуда. Одна ваза с вареньем, а другая ваза в магазине еще стоит - не купленная!...
На тарелку выложили. Нюрка, шельма, смотрю, опять конфузится. А этот самый Павел Сергеевич благородство свое показывает.
- Кушайте, говорит, конфеты, Анна Марковна, и вы Макар Саввич и вы также, Марья Ильинична (откуда и материнское прозвище успел узнать - первый раз в глаза ее видел!).
«Конфету, думаю, это ничего - возьму. Не в конфете счастье! Это только болонка от конфеты хвостом завертит, А мне вертеть нечем...»
Начались за чаем умные разговорчики. Гражданин Жесминов прислушивается, кто да что скажет. Свои слова полегоньку выкладывает.
То да се - перескочили на брак. Я свою точку сразу выложил:
- Я, говорю, за семью! А не так, чтобы сегодня, одна, а завтра другая, а после завтра обоим им крышка и накатывайся на третью - это, говорю, не семья, а, извините, беспризорная фабрика!...
Вот и все... И до чего же, вы думаете, Нюркиному кавалеру это все понравилось! Заулыбался и ко мне придвинулся. Тут и у него рот раскрылся. Прямо как из ведра, сразу хлынуло.
- Я, говорит, всецело присоединяюсь к мнению уважаемого Макара Саввича. Теперешняя, говорит, мимолетная любовь, не освещенная никаким законом, собственно говоря, и не любовь, как ее понимали древние греки, а сплошной разврат и фантазия!...
И пошел, и пошел... Э, думаю, куда гнешь! Однако, слышу говорит:
- Церковный брак, конечно, предрассудок, хотя, если одна сторона желает этого, можно уступить ей...
У моей Марьи Ильиничны, смотрю, глаза не глаза - сахаром тают.
- Счастье, говорю, не в этом, а в семейной жизни. У древних греков было точное разделение труда в семье. Муж воевал, охотился и служил, а жена воспитывала детей, вела хозяйство и услаждала досуг мужа...
Тут он рожу перекосил в сторону Нюрки. Сразу противно мне стало. Ну, думаю, посочувствовала овца волку... Рази я об этом говорил. А он еще, подлец, ко мне присоединяется. Что же это выходит: жена за горшок, а муж за рожок! На старое, шельма, гнешь! То - то из тебя слова редко лезли, пока моего слова не услышал. Только ты, думаю, дурья голова, дверьми ошибся!... Если нам, старикам, поздно организму свою перекраивать, то Нюркин организм я тебе калечить не позволю! Без греков обойдемся! Лопай сам греков всмятку!
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.