Горячий полюс Нурека

Впрочем, никого и не удивишь сейчас современными магазинами, кафе, музыкальной школой, комбинатом бытового обслуживания, спортцентром, детским садом. Это стало нормой для наших городов. Да что городов, в иных селах, поселках люди пользуются теми же благами цивилизации, что и горожане. В самих же нурекчанах подметил я одну черту. Как бы критически ни отзывались они об отдельных недостатках планировки микрорайонов, уместности той или иной постройки, отсутствия, с их точки зрения, в городе чего-то необходимого, в целом они оставались беззаветно преданными своему Нуреку, такому, как он есть. Они очень удивляются, если кто-то из приезжих заговаривает о фонтанах в Навои, сравнивая их с нурекскими, или о красотах гор возле Алма-Аты, или о садах Ташкента. Они твердо убеждены, что их фонтаны самые лучшие, их горы и ущелья самые красивые и не имеют себе равных так же, каких сады и парки.

Впрочем, тут необходимо пояснение. Перелистывая страницы истории Нурека, можно, пожалуй, многое опустить. Но нельзя даже в самом коротком повествовании о городе не сказать о том, как одевался город в зеленое убранство, потому что упорство людей, сражавшихся с бесплодием выжженной земли, превращая ее в оазис, граничило с подвигом.

На основных сооружениях работа не прекращалась ни днем, ни ночью, в пиковые периоды люди спали возле своей техники, не возвращаясь домой, чтобы утром не терять времени на дорогу. Нуреку не хватало жилья, бань, детских учреждений, пунктов питания, да мало ли чего. Но три раза в месяц город выходил от мала до велика на воскресники и сажал сады, аллеи, парки. Нурекчане спешили превратить свой начинавшийся город в сад, влить зеленую жизнь в горячую землю, на которой отныне им предстояло работать и растить детей.

Со всех концов республики везли в Нурек саженцы, десятки тысяч молодых деревьев, кустарников – чинары, платаны, ивы, тополя, дубки. Все лучшее отдавал городу ботанический сад в Душанбе. Жители Нурека вдруг все поголовно стали садовниками, спорили, даст ли плоды чудом оказавшаяся в городе черноплодная рябина из Подмосковья, приживутся ли пять березок, привезенных секретарем горкома партии Горбачевым из Харькова, или крымский бамбук, который он раздобыл в Ялте. Целыми делегациями ходили вечерами к Горбачеву любоваться невиданным в тех краях лавровым деревом. А Горбачев радостно потирал руки и щедро одаривал всех лавровым листом. И полгорода варило потом с ним борщи.

Но сам Павел Иванович скромно именовал себя лишь подручным главного зеленого архитектора города – Исы Ивановича Караманяна. Сухой, насквозь выжаренный солнцем, уже немолодой, этот человек был не просто цветоводом, он был художником, десятилетиями составлявшим зеленую палитру города. Это Караманян вывел знаменитую нурекскую розу, скрестив местные сорта с армянскими; это он ладонями перетер едва ли не всю землю города, отданную под цветники. Это он однажды простоял всю ночь под дождем и градом, укрывая своей курткой едва принявшийся, еще очень слабый, волшебной красоты куст азалии.

Как-то мы спускались на машине с перевала к Нуреку. За рулем «Волги» сидел ветеран стройки, знаменитый в республике бригадир, Герой Социалистического Труда Мухаббат Шарифов. Улыбаясь в черные усы, он рассказывал о прошлом кишлака, на месте которого вырос город. Мухаббат родился в Нуреке, окончив десятилетку, начал на строительстве свою рабочую биографию, прошел путь от разнорабочего до руководителя крупной комплексной бригады. Он поднимал плотину от нуля, запивал бетоном фундаменты первых многоэтажных домов в городе, вел монтаж блоков здания ГЭС. Без всякого преувеличения можно сказать, что именно такие, как Шарифов, творили историю Нурека своими руками.

– Что было здесь? – спрашивал себя вслух Мухаббат. – Летом долина превращалась в раскаленный котел. Старики говорили: «Зачем нужен ад на небе, если есть Нурек на земле?» Уже в июне солнце сжигало всю зелень. На землю невозможно было ступить босой ногой. Это сейчас тут хорошо, потому что море свое создали, совершенно климат изменился. А стройка как начиналась? Оборудование на ишаках возили – дорог не было, а потом на себе несли в горы, предварительно разобрав на узлы. Кажется, не так уж и давно это было. А сейчас едем: чай можно в пути пить – и не расплескаешь. Да что сравнивать, земля стала другой, люди – другими. А город... Да разве есть еще такие города!

Судьбу Мухаббата разделили и шесть его братьев. Один за другим приходили они на стройку, растворялись в ее многолюдье, постепенно привыкая к рабочему коллективу, могучему своей монолитностью, жившему, казалось, одним дыханием. Стройка преображала не только долину. Тысячи и тысячи людей, съезжавшихся сюда из дальних кишлаков, учились новым коллективным формам труда, владению сложной техникой; земледельцы становились высококвалифицированными рабочими современной формации.

Шарифов остановил машину у родника, чтобы по традиции выпить прохладной чистой воды, пахнущей льдом и травами. Внизу, на дне горной чаши, белел город. Как бы между прочим спросил у Мухаббата Шарифова, где бы он предпочел жить, если бы не было Нурека. Он сузил глаза, вытер ладонью губы и тихо произнес:

– Значит, если бы не было?.. Ну тогда мы бы его построили. И, может быть, еще лучше.

Нуреку 20 лет. Возраст уже даже не отроческий. Возраст, в котором город должен выбрать свой путь, свое будущее. Есть ли оно у Нурека? Теперь об этом можно говорить более определенно. И самое главное, говорить нужно.

Но сначала о настоящем. Состоявшись как современный город очень непросто, Нурек тем не менее обрел свой социальный, архитектурный и демографический облик. Перешагнув границы, отведенные ему проектировщиками когда-то, он сложился не только как город энергетиков (что предполагалось ранее), но и как промышленный, экономический центр района, в котором развиваются новые, не связанные впрямую с энергетикой отрасли. И это закономерно. Если в пиковые периоды строительства ГЭС на основных сооружениях работало почти 10 тысяч человек (причем преимущественно мужчины), то сейчас стройка почти завершена. В свое время здраво рассудили: даже когда основной контингент строителей уедет на другие объекты, их место в городе должны занять представители других профессий. Но для этого нужно развивать местную промышленность, и в первую очередь производства, на которых можно использовать прежде всего женский труд. Ведь нецелесообразно же строить современный город, дающий кров десяткам тысяч жителей, обеспечивающий их всем необходимым, а потом оставлять его только придатком ГЭС, с эксплуатацией которой справляется всего около тысячи человек.

В 1975 году в соответствии с генеральным планом развития города в Нуреке было введено в строй первое крупное предприятие – швейная фабрика по пошиву детской одежды. Высокое, светлое здание, просторные цехи, новейшее оборудование, собственное общежитие на 200 мест. Производственные мощности фабрики были предназначены для работы 1600 человек. Казалось, предусмотрено все. Но внезапно город столкнулся с новой для него проблемой. Уже седьмой год фабрика не в состоянии набрать необходимый штат. Число работающих швейников не превышает 800 человек, к тому же предприятие постоянно лихорадит огромная текучесть, за год обновляется больше чем 50 процентов состава работниц. И это там, где, казалось бы, должен существовать избыток женских рук, где по традиции едва ли не все женщины – прирожденные рукодельницы.

В чем же дело? Оказывается, главная причина одна – это диспропорция между вводом в строй производственных объектов и объектов так называемого соцкультбыта. У фабрики нет своих детских учреждений, а городские не в состоянии принять детей швейников, ибо сами задыхаются от тесноты.

Что же в итоге? Истрачены миллионы на строительство современного предприятия, в продукции которого остро нуждается республика. Но потому, что в смету вовремя не были заложены ясли и сады, стоимость которых по сравнению со стоимостью производственных цехов очень невелика, фабрика обречена на нерентабельность, простаивает дорогостоящее оборудование из года в год срывается план. Не спасает дело и широкое привлечение на предприятие молодежи. Окончив десятилетку, девушки из города и ближайших кишлаков приходят на фабрику, учатся профессии, а через год-два выходят замуж, рожают детей и увольняются. По одной простой причине – не с кем оставить ребенка. И фабрика вновь набирает девушек.

При сложившейся ситуации урон наносится не только самому предприятию, и выражается он не только в количестве недоданной государству продукции. В этом случае нельзя не говорить и о потерях нравственного порядка для самих девушек, о просчетах демографического характера.

Таджикистан – одна из среднеазиатских республик, где население городов растет медленнее, чем это необходимо развивающейся в них промышленности. Сказывается традиционная привязанность людей к земле, к обжитым местам, к семейному единению. Но земля, обработку которой все больше берут на себя машины, уже не требует стольких человеческих рук, сколько требовала прежде. Зато острую нужду в этих руках испытывают города. Эта нужда велика сегодня, завтра будет еще больше. Поэтому приобщение сельской молодежи, в особенности женщин, к новым формам современного производства, к современному укладу жизни можно и нужно рассматривать как задачу государственную. И решать ее продуманно, видя в каждом рождающемся предприятии не только экономическую единицу, но и мощный очаг новой жизненной формации, генератор, вырабатывающий у людей современную психологию, современное мироощущение.

Что же происходит в Нуреке? Сотни женщин и девушек, которых удалось привлечь на фабрику, вынуждены возвращаться опять в село. И это происходит, когда они уже начали справляться с рабочей нормой, научились управлять машинами, освоились в коллективе, почувствовали себя его составной частью. Когда они уже увидели в себе творцов, восприняли новую психологию города, сами едва ли не стали ее носителями. Не слишком ли дорогая плата за проектировочные промахи, за неразворотливость руководителей швейной отрасли республики, которые, рассчитывая мощности новой фабрики, забыли о человеческих нуждах будущих повелителей этих мощностей?

Проблема устройства детей стоит в городе вообще чрезвычайно остро – Нуреку хронически не хватает яслей, садов, школ. В иных школах на партах сидят по трое, учатся в несколько смен. И все это на фоне, казалось бы, удовлетворительного, близкого к среднему числа мест в детских учреждениях. Парадокс, не правда ли? По норме, которая выводится из общего числа жителей города, с детскими садами и школами все обстоит благополучно, а на деле их не хватает. Но в том-то и суть, что нормы эти справедливы для давно сформировавшихся городов с населением, которое пропорционально распределено по возрастным категориям. А для молодых городов, где население все время растет за счет рождающихся детей и приезжающей молодежи, средние нормы, как показывает практика, не годятся. И уж тем более для Нурека,. который бьет все рекорды рождаемости в республике, а стало быть, и в стране, ведь Таджикистан занимает по рождаемости первое место.

Каждый год в городе появляется на свет почти тысяча юных нурекчан. Кроме родительских забот, они настоятельно требуют забот государственных. И если этих забот детям недостает, страдают не только и не столько они. Страдает производство, которое вынуждены оставлять матери, чтобы посвятить себя воспитанию детей, страдает город, лишенный части производительных сил, страдают родители, испытывающие затруднения разного рода, в том числе и материальные.