Чу!

До столицы Киргизстана - Пишпек - Фрунзе мы доехали железной дорогой, четыре тысячи верст. Отсюда на грузовике (по - местному - автобус) сто восемьдесят верст до Иссык - куль...

Сказано легко, а ехали, между прочим, ночью и в том числе тридцать верст по знаменитой Буамской щели. «Щель» такая: помещаются в ней как раз автомобиль и речка с очень подходящим для нее названием:

- Чу!

В каменной отвесной темноте, по вырублен - ному узкому пазу мчал нас амовский грузовик. И мы все - четырнадцать человек на нем - ясно слышали, как под колесами в отвесе снизу на небольшой глубине (сажень сто, не более!) билась о скалы и подмывала темноту, по которой прыгал грузовичок, речка Чу.

Машина рычала и ржала отчаянно, пытаясь взобраться на кручу галопом, и от напряжения наливала желтым светом круглые глаза. Но пыль с кудлатой шерстью бежала впереди, как пес, которого ни отогнать, ни обогнать, и мутило от нее, казалось - вот сейчас взъедем на этот скверный туман, как на пышный мост, и бухнем в пропасть... Шофер разговаривал со скуки.

- Прошлый раз у меня на спуске тормоза испортились. Но днем не страшно... Так и спустились без тормозов.

Море на горах

Круча невысокая: над Фрунзе поднялись на одну версту ближе к небу и выехали из щели в непроницаемо широкий простор прохладной и крайне свежей тьмы. Запахло нежным - нежным и малосольным морским ветерком.

Деревушка. Русские. Заночевали.

А утром странным образом исчезли горы на востоке, и солнце поднялось из страшной глубины. Неуверенно я подвигалась раскидистой низенькой улицей, сложенной из дерна, и посматривала вперед направо. Там не было видно ни гор, ни простой хотя бы гладкой земли. Небо матово - голубое опускалось непосредственно за околицей, за деревенскими задами, за огородами. Совсем испуганно я приблизилась к земному окончанию. И вот, небо плеснулось остро - синим блеском у моих сандалий...

Сердце во мне задрожало, я растерялась от небывалого в жизни восторга. Я стояла на полутораверстной высоте, на вершине гор - выше туч! - на берегу теплого иссиня - синего моря! Это был Иссык - куль.

Необыкновенное плаванье

Подняться на аэроплане на высоту полутора верст и там полетать - увлекательно и... понятно. Нормально. А вот на той же высоте полутора верст - поплавать на теплоходе... Это... это... почище!

Мы спали на корме; чуть качало, звезды подмигивали, искры летели из трубы, море благоухало и шелестело, как сгущенные потемки, и ворковало вдоль бортов.

Со снеговых вершин Поднебесного Тян-Шаня сливался разреженный и легкий для дыхания холод. Киргизы собрались на верхней палубе «Пионера»: ночь сопровождала их, как свидетель чуда, по священному Горячему морю. Они блаженно молчали. Они переживали лучшую ночь в своей киргизской жизни.

Они горды своим морем и своим теплоходом, специально для них выстроенным в 1925 году в аккуратном и спокойном заливчике около Тамги, на южном берегу Иссык - куля. Раньше они смотрели на море с берегов, а теперь они смотрят с моря на берега!

Раньше нужно было ехать домой береговой дорогой, отсчитывая версты солнцем, с севера - через цепь русских поселков; с юга - через разбросанные и неровные аулы, через соляную пустыню под высокими стенами бывших берегов... Высокие горячие воды Иссык - куля унесла река Чу. Иссык - куль состарился и теперь уже не горячий, а теплый, и лишь настолько, чтобы самому не замерзнуть в зимние морозы.

Летом пустынны берега Иссык - куля. В 1920 году революция сменила хозяев в части деревень, построенных русскими колонизаторами в царское время. В украинских беленьких хатках под тополем и колонными садами поселились кочевники... Прожили зиму, пришла волнующая весна, лето прижгло сухую бестравую пыль степей, стада баранов заблеяли жалобно, люди затосковали... И ушли!

Ушли на прекрасные праздничные летние плоскогорья Тян-Шаня, - ушли, оставив без воды поливные поля, срубив на дровяной запас к зиме фруктовые деревья.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.