Бедуин, понятное дело, не верит, тянет путника к судье, обвиняет в присвоении чужого имущества. А оказывается, тот и вправду верблюда в глаза не видел. И вовсе он не вор, а первый попавший в историю криминалист. Масть верблюда подсказал ему зацепившийся за пустынное деревце клочок рыжей шерсти, о хромоте животного рассказал отпечаток следа на дороге, о слепоте — колючки, объеденные только по левую сторону обочины.
На протяжении столетий эта притча была своеобразным эталоном криминалистики. Пустяки это, дорогой читатель, а не эталон! Очаровательные девушки из того же отдела идентификации личности не то что верблюда по колючкам вычислят — по нескольким строчкам письма они готовы определить пол, приблизительный возраст, образовательный уровень, сферу профессиональных занятий, а иногда и душевное состояние автора письма. Причем с весьма высокой степенью точности. Тут поневоле забудешь про совет не писать о волшебниках.
— И как звали бабушку автора письма, тоже скажете? — поинтересовался я у почерковеда Ольги Мурашовой.
— Зря смеетесь. Почерковедение имеет давнюю историю. И весьма сложную судьбу. В свое время с легкой руки людей, точно знавших, что чудес не бывает, графология была объявлена лженаукой и изгнана из криминалистики. Но вот вернулась — обогащенная техническими возможностями конца XX века, современными математическими методами. И служит поиску истины.
Случается, что на долю почерковедов выпадают задания, по-настоящему радующие душу, — когда библиотеки и научные архивы обращаются с просьбой установить подлинность той или иной рукописи, дать заключение об авторстве. Но это, повторяю, праздники, светлые лучи в темном царстве поддельных накладных, фальшивых нарядов, исправленных трудовых книжек. А основное оружие почерковеда — микроскоп, лупа и интуиция. Без нее, интуиции, можно добросовестно пройти весь курс пррфессиональной подготовки, но так и не стать мастером.
...В ювелирном магазине в течение нескольких лет орудовала группа расхитителей. На ярлычках-ценниках преступники переправляли и дорисовывали цифры. Разница в стоимости, достигавшая порой сотен рублей на одном изделии, шла в карман мошенников. Что было в распоряжении экспертов? Ни строчки, ни полстрочки, одни лишь крохотные цифры на ярлыках. Но и их Ольге Мурашовой и ее коллеге Ольге Белоусовой хватило, чтобы дать категорическое заключение об «исполнителе».
Точного адреса экспертиза не назвала. Заключение было сформулировано следующим образом: сельская местность, территория, освоенная человеком (то есть с культурной растительностью), находится неподалеку от реки и в непосредственной близости от березовой рощи, есть вязы. Этой информации работникам уголовного розыска хватило для того, чтобы обнаружить в нескольких десятках километров от Москвы устроенный преступниками тайник. Сведения о его местонахождении сообщили экспертам... микрочастицы почвы, обнаруженные на одежде подозреваемых.
— Еще со времен Шерлока Холмса известно, что преступник обязательно оставляет хоть какие-нибудь следы на месте преступления, — напоминает мне Андрей Лазарев, офицер милиции, работающий над кандидатской по... биологии. — Но мало кто знает, что с еще большей обязательностью он уносит следы с собой — на обуви, одежде, похищенных вещах.
Когда говорят о почве, то на ум первым делом приходят комья грязи, осыпавшиеся с ног преступника. Случается, конечно, и такое, но Лазарев главным образом имеет дело с микрочастицами, практически с пылью. По ней можно безошибочно определить, городского она или сельского происхождения, найти массу иных характерных признаков. Так, споро-пыльцевой анализ почвы однажды привел экспертов прямиком в... ботанический сад — обнаружилось присутствие столь разнообразной растительности, что иное место события просто исключалось.
— Отпечатки пальцев можно стереть, горелые спички унести с собой, но от почвы преступнику не деться никуда, — говорит Лазарев. — Индивидуальных же особенностей у нее так много, что, скажем, по пыли, содержащейся внутри радиоаппаратуры, можно сделать категорическое заключение, что эта аппаратура на протяжении длительного времени находилась в данном конкретном помещении.
Переведем сказанное с языка экспертизы на общедоступный. Предположим, у вас украли магнитофон «Сони». Обращаетесь в милицию, она находит магнитофон у гражданина Н. «Помилуйте, — говорит Н., — это мой «Сони». Чем вы докажете, что не мой?»
И в самом деле, чем? Номера вы, как на грех, не помните. Царапина на корпусе? «Точно, — вспоминает Н., — неделю назад я его за гвоздь зацепил. Так расстроился». А анализ пыли подтвердит: магнитофон долго стоял у вас в комнате. Это уже весомое доказательство.
Этим пышным титулом не раз величали криминалистическую экспертизу. Давайте вновь обратимся к главному источнику наших познаний о возможностях криминалистики — детективу.
Матерый преступник — в «несознанке». Со следователем на допросах беседует с ехидной ухмылкой, напоминая, что это на нем висит бремя доказывания; показания единственного свидетеля отвергает со ссылкой на его преклонный возраст и слабое зрение, короче, чувствует себя в полной безопасности. Но вот следователь, старательно маскируя за спокойно-безразличным тоном свое грядущее торжество, протягивает преступнику листок бумаги — результаты криминалистической экспертизы. Преступник читает, бледнеет, потом глухо произносит: «Пищите. Я скажу все».
Экспертиза. Само это слово говорит о непредвзятости, точности, солидности. Почтение к науке и доверие к ее выводам испытывают не только подследственные, но и прокуроры, судьи... А между тем криминалистическая экспертиза — одна из разновидностей человеческой деятельности. И, разумеется, подвержена всему человеческому: ошибкам, накладкам, случается, даже злоупотреблениям.
— Вопреки расхожей фразе экспертиза не является и не может являться «царицей доказательств», — разочаровывает меня заместитель начальника ВНИИ МВД генерал-майор милиции Владимир Францевич Статкус. — Она — важнейший, эффективный способ оказания следственным и судебным органам помощи в деле установления истины, способ, базирующийся на серьезной научной основе. Но не главный, не исключительный, не единственный... Исследование вещественных доказательств ведется в неразрывном комплексе с изучением показаний свидетелей, признаний обвиняемого, иных доказательств по делу. Жизнь подкидывает подчас удивительные задачки. Случается, берут на себя вину люди, преступления не совершавшие; свидетели уверенно «опознают» тех, кого никогда в глаза не видели, а следы на месте преступления оставляют люди, никакого отношения к преступлению не имеющие. Поэтому хочу повторить еще раз: криминалистическая экспертиза — это не истина в последней инстанции, а помощь в установлении истины. И следователи, и судьи должны помнить об этом, знакомясь с результатами экспертизы.
Долгие годы обо всем, что прямо или косвенно связано с деятельностью органов внутренних дел, было принято писать именно так: оптимистично, розово, вдохновляюще. Преступность снижалась из года в год, раскрываемость приближалась к стопроцентной, кадры были как на подбор — честные, самоотверженные, квалифицированные. Потом выяснилось, что все это, мягко говоря, не совсем так — и про снижение, и про раскрываемость, и про кадры. Ну, а что происходит в криминалистике? Глядя на размещенную в институте аппаратуру, словно живьем взятую из научно-фантастического фильма о далеком будущем, я вспоминал знаменитый «следственный чемодан» — основное орудие производства эксперта-криминалиста районного звена. Содержимое его хоть и подвергалось некоторым усовершенствованиям, но принципиальных изменений не претерпевало десятилетиями. Отпечатки пальцев и следы протектора имеющимися в чемодане порошками и пастами закрепить можно, осколки разбитой фары без особого труда собираются пинцетом довоенного образца, но для споро-пыльцевого анализа обычного инструментария уже мало. Да и выпускники отделения структурной лингвистики и аспиранты биофака вряд ли трудятся в каком-нибудь горотделе... В криминалистической лаборатории ВНИИ МВД в год выполняется около двух тысяч экспертиз. Для ее сотрудников нагрузка, конечно, немалая, но для страны — капля в море. Так что же такое ВНИИ? Образцово-показательное учреждение, радующее министерский глаз?
— Ни в коем случае! — категорично возражает Владимир Францевич. — Проблемы у нас, конечно, есть, но совершенно иного плана. Не буду утверждать, что «следственный чемодан» — это предел мечтаний криминалиста. Смотришь порой на оборудование, выпускаемое специализированными (очень важный момент!) фирмами, — и, честное слово, зависть берет! Компактное, эстетичное, надежное. И позволяющее значительно повысить надежность сбора и фиксации вещественных доказательств. Сошлюсь только на один пример: мы испытываем острую нужду в экспресс-определителях наркотиков. За рубежом они есть, но закупка их на валюту для каждого райотдела — дело нереальное, а наша промышленность выпуск их пока только налаживает. Есть и многие другие потребности, однако, само по себе сравнение технических возможностей нашей лаборатории и районного эксперта попросту неправомерно. Главное дело эксперта-криминалиста из райгоротдела внутренних дел (а в этом звене трудится примерно две трети экспертов) — выехать на место происшествия и грамотно зафиксировать имеющиеся вещественные доказательства. Простые экспертизы, не требующие применения специальной техники (именно техники, потому что квалификацией многие работники на местах обладают самой высокой), он сделает сам. Для более сложных существуют экспертно-криминалистические отделы при областных управлениях, республиканских министерствах, наконец, для особо сложных случаев есть наша лаборатория.
При необходимости не только работник главного следственного управления союзного министерства, но и любой следователь, если он столкнется с особо трудной ситуацией, может назначить экспертизу непосредственно к нам. Выполняются у нас и повторные экспертизы. Наконец, одна из главных задач ВНИИ — это разработка методик исследования вещественных доказательств. Методики эти должны жестко «привязываться» к возможностям низового звена. Попробую проиллюстрировать это на конкретных примерах. Известно, скажем, что угонщики автомобилей перебивают номера двигателей и кузовов, причем делают это порой весьма искусно. Нашими сотрудниками разработана методика, при помощи которой обнаружить эту перебивку может любой работник ГАИ. Не исследовать технику исполнения — это уже не его забота, — а именно обнаружить. И, соответственно, принять меры к задержанию. Или тот же споро-пыльцевой анализ. Районному эксперту он, конечно, не под силу — у него нет (и не должно быть) ни соответствующего оборудования, ни квалификации. А вот собрать, пользуясь нашей методикой, исходный материал для такого анализа он вполне может...
«Дежурная группа, на выезд!» По этой команде, каждый день и каждую ночь звучащей в районных и городских отделах внутренних дел, вместе со следователем, инспектором уголовного розыска, а иногда еще кинологом и судмедэкспертом место в машине занимает эксперт-криминалист. Статистика утверждает: его участие в первичном осмотре места происшествия в три раза повышает эффективность раскрытия преступления.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.