Дженк из Сасш

- Газету, газету, джентльмены...

- Дебора, - говорит Чарльз, отводя глаза в сторону, - нам очень трудно. Нашему Джеку пятнадцатый год, и он очень сильный. Я устроил его на завод Мэдландстэл... Не плачь, Дебора.

- Что он будет делать, Чарльз?

- Он будет подвозить вагонетки к домне.

Эта часть города, где находится завод Мэдландстэл, ночью полыхает огнем. Зловещие кровавые облака висят над железными мостами. Хрипят доменные печи и грохочут прокатные станы.

Негры работают в горячих цехах на самой тяжелой работе и получают еще меньше, чем белые. Белый - 50 центов в час, а негр - 27. Полуголые, мокрые от пота, они пробивают летки в горнила домен - пых печей. Ползет расплавленный чугун. Им кажется, что от жары у них лопнут зрачки.

- Эй, вы, вонючие обезьяны, поворачивайтесь живей! - кричит мастер, белый и рыжий, как откормленный кот.

Джек возит свою вагонетку с КОКСОМ, мотая головой, точно молодая лошадка, в гору. На его блестящей черной спине - ссадины и малиновые пятна ожогов. Он сжимает зубы, потому что вагонетка такая тяжелая.

- Ленивый щенок! Черная падаль! - рычит надсмотрщик и бьет его по спине, на которой пятна ожогов.

Джек больше не мальчик. На него заглядываются негритянские девушки. Это сильный малый с резкими движениями, со смехом, полным молодой дерзости. И он уже больше не возит вагонетку. Он теперь тоже пробивает летку в горнило доменной печи. Когда он, весь в красных отблесках пламени, стоит, сжимая в кулаке железный лом, кажется, что он высечен из черного гранита.

- Старый Чарльз и Дебора сделали неплохого парня, - говорят негры, - вы слышали, как он смеется?

По воскресеньям Джек надевает красный самовяз, желтые ботинки с белыми вставками и идет танцевать чарльстон. Он - лучший танцор среди негритянской молодежи Сковола. Банджо, мандолины и гитары не поспевают за движениями его ловкого тела. Девушки дарят ему цветы в петлицу. Парни наперебой состязаются с ним в боксе.

- Откуда у тебя все это берется, Джек? - грустно говорит Дебора, любуясь сыном.

Из него брызжет жизнь, которую, кажется, не в силах укротить никакие лишения.

Но на него находило раздумье. Голодная детвора гетто, женщины, разрывающие руками ящики с вонючими отбросами, мужчины, стареющие у горнил, - все это заставляло остро работать мозг. В такие минуты он молчал, обхватив курчавую голову сильными руками.

Однажды он прочитал в газете сообщение о том, что в одном из южных штатов линчевали молодого негритянского рабочего за то, что он, будто бы, украл персики. Мрачный возвращался Джек с завода. И в этот же вечер увидел - из подъезда огромного небоскреба вышел прекрасно одетый негр. Его черная кожа лоснилась от довольства. Его глазки утонули в жире щек. Это был негр - банкир. Он сел в блестящий автомобиль, поправляя свою лиловую фетровую шляпу.

Джек стиснул пальцы. Чем лучше этот чернокожий белого хозяина завода и того мастера, который бил Джека по обожженной спине, когда он возил вагонетки? Ну конечно, это грязное животное готово толкнуть негритянскую бедноту в пасть белых богачей...

II если до сих пор в Джеке жила ущемленная расовая гордость темнокожего, - теперь зародилось нечто другое.

Солнце трубило утро. Шла первомайская демонстрация. В ногу маршировали молодые американские рабочие. Белые и черные. Белые и черные. Белые и черные. Песня гремела сурово и гневно. Отворачивали глаза статуи - полисмены. Окна богатых домов были закрыты ставнями. В щелках ставень трусливо и злобно светились желтые глаза.

Джек поймал листовку. Она прыгнула в его руки, как воробей. Она звала трудящихся к борьбе. Она говорила о том, что нет белых и нет черных, а есть трудящиеся и капиталисты. Это они умышленно разжигают вражду между белыми и черными рабочими, чтобы помешать им всем вместе встать под флаг революции!