На Донбассе - прорыв. Но не все рудники, не все шахты отстают. На ряде шахт планы выполняются и перевыполняются. Это доказывает, что программа Донбасса по плечу рабочему классу, по плечу номсомолу, пославшему на работу под землей тысячи своих членов. Динамит-парни - портретная галлерея людей, борющихся за новый, механизированный, ударный Донбасс. Это простые, веселые, жизнерадостные ребята, - но именно они превращают труд в «дело чести, дело славы, доблести и геройства»
Вентиляторы не в силах вывинтить затхлую жижу спертого воздуха. Воняет угарным чадом. Забой напоминает черную мокрую крысу, в ужасе забившуюся в самую глубь норы. Склизкие стволы крепов черны, как после пожара. Сколько ни сжимай веки, а темноты такой, как здесь, никогда не выжмуришь. Желтая лужица света от вольфовской «лампадки» стекает по раздробленным стенам штрека.
Грищук весь обуглен, он похож на головешку. И только на голове его сверкает жирным диском плешь. Он старый кадровый шахтер. Даже в летние, налитые солнечным изобилием дни не тянет его на поверхность, не тянет надкусить жадным ртом свежий, пахнущий антоновским яблоком воздух. Сейчас Грищук - бригадир, дядька, нянька шести по-разному улыбающихся, дразнящих молодостью «сынков», прибывших на «подгадивший» Донбасс покончить со всякими там прорывами.
Грищук с любовью и гордостью следит за каждым выняньченным им взмахом кайла своих воспитанников. Вот в колючей пещере породы, кое-как разложив свое большое ужимистое тело, Мишка Шварц наносит стремительные удары, отламывая многопудовые ломти антрацита. Временами - рывок в сторону, и яростная лавина угля вырывается из лопнувшей стены. А потом опять перемежаются: глоток воздуха - удар, глоток воздуха - удар...
В тине тьмы неловко забарахтался комок света. Свет скользнул по жирному лоску стен, упал: в коричневые лунки лужиц и оцепенел на Петькиных тугих выпуклых щеках.
Петьку поставили работать коногоном. Дали жалкое существо, облеченное в жухлую шкуру, всю в болячках и ссадинах, с ногами, подергивающимися болезненной дрожью и тусклыми сопящими сукровицу глазами.
- Колхозная лошадка, - иронизировали над Петькой. Но он огрызался и в три недели, применив метод «диетического питания» и «санитарно-гигиенического ухода», превратил этого одра в четырех-копытного «форда». И теперь темный коридор штольни корчится от пронзительного разбойничьего свиста Петьки, когда он несется со своим составом с лавы, размахивая фонарем и поощряя своего хвостатого ударника очень обидными прозвищами:
- Но, ты, оппортунист хвостатый, вредитель толстозадый! Но, зараза!
Шахтеры, идущие на смену, улыбаясь вжимаются в стену, пропуская этот вихрь.
- Ударный прогончик, динамит-парень!
- Ударной ученической - привет! - грохочет парень ни в какие уши не укладывающимся голосом. - Ну, как дела, скоро вас на буксире поволокут? Го-го-го...
Петька так широко разинул в смехе пасть, что, казалось, от удовольствия хочет вывернуться наизнанку.
- Ну и гогочет! - с завистью проговорил Грищук. - Право, жеребец. -
Грищук, стащив с головы брезентовую панаму, достает из рваной подкладки спички - это единственное место, куда не проникает всепронизывающая сырость. И, весь трясясь мелким смешком, раскуривает едкое вонючее курево, причитая: «Вот у нас как-а!»
Петька сменился после семичасовой работы, но усталости он не чувствует.
- Сколько ковырялками граммов наскребли, или грызете гранит антрацита глазами? - смеется он над товарищами. И вдруг неожиданно выпаливает:
- Поздравляй, братва, с повышением квалификации. Установили конвейер, моего уклониста наверх, а меня в забойщики, потом на врубовую или отбойщиком... Здорово?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.