![]() |
Прошло более тридцати лет с тех событий, но помнятся они мне до сих пор ясно и отчетливо. Это были годы моего детства, когда я познавал окружающий мир, природу. В этот период у меня появился мой первый, самый верный друг.
Мне было четыре года, когда мы переехали с мамой в деревню, где жила моя бабушка. Деревня очень маленькая, две улицы на три десятка изб. Поселились мы почти на краю деревни. Помню, как в первый раз зашли в наш дом. Это было в конце лета. Отворив ворота, мы оказались в зарослях крапивы и лопуха. Посреди ограды, между домом и амбаром, были навалены доски и шифер, а рядом с этой кучей стояла сколоченная из досок собачья будка. Она была настолько маленькой, что я спросил маму: «Здесь жила маленькая собачка?» Мама, приминая ногами крапиву и пробираясь к дому, ничего не ответила. Тогда я, идя за ней и осторожно перешагивая стебли крапивы, спросил: «А у нас будет собака?». Мама, отпирая огромный ржавый замок на дверях сеней, ответила: «Вот давай сначала обживемся, а там поглядим». Этот ответ меня вполне устроил, тем более что мое внимание быстро переключилось на резкие звуки пронесшихся мимо нас ласточек. У них было гнездо под крышей, над самым крылечком.
Наконец мы вошли в дом. Посередине стояла огромная русская печь, слева от дверей, впритык к стене, - широкая лавка, а над ней - полати. Я видел и до этого полати. У моей бабушки были такие. Она говорила, что раньше на них спали маленькие дети. Меня это всегда удивляло и страшило: как можно спать так высоко, а если упадешь? Но, к моему счастью, бабушка использовала полати как широкую полку для хранения постельного белья и других вещей.
В доме было светло. Я насчитал семь окон: два окна выходили в ограду, три на улицу, а еще два - в заросший палисадник, где росло огромное черное дерево и тоненькое деревце поменьше. Позднее узнал, что большое дерево называется черемуха, а маленькое - рябина.
Мама посмотрела на меня и сказала: «Ну вот, сыночек мой, это наш дом, и мы будем жить здесь. А когда все приберем, крапиву выкосим, огород распашем, в доме все вымоем и выкрасим краской, будет хорошо».
Шли дни, я привык к нашему новому дому. Каждый день открывал для себя что-то новое. В амбаре нашел много всякого старого инструмента: деревянные вилы, грабли, серп, коромысло, и много другого, предназначение которого я тогда не понимал. В конюшне и на сеновале тоже было много разных вещей. Особенно мне понравилась керосиновая лампа, которую я нашел на приступке в старом пригоне.
Мама потихоньку преображала наше жилище: выкосила в ограде, в огороде и палисаднике траву, вымыла окна и стены, побелила печку. Выкрасила пол темно-зеленой краской, а потолок и стены светло-синей. Повесила занавески, принесла из кладовки стол и стулья, а из амбара две кровати. От бабушки принесла все наши вещи. В доме появилась и другая утварь: шкаф, большое зеркало, кресло, телевизор на длинных ножках, разная посуда. Вскоре и огород был распахан. А за оградой, перед домом, появилась огромная куча дров, которую за несколько дней мама сложила в две большие поленницы.
Так получилось, что сверстников моих в этой деревне не было – все ребята старше меня чуть ли не на десять лет. Была, правда, одна девчонка на год младше меня, но играть она выходила на улицу крайне редко. Да и дом ее находился далеко от нашего, так что мы редко с ней виделись. Бабушка приходила в те дни к нам часто. И все удивлялась, как ее невестка быстро обихаживает свое новое жилище.
Так проходили дни. Мама занималась хозяйством, а я все время был при ней.
Наступила осень. Природа готовилась к зиме, люди тоже. Наша черемуха отряхнула с себя последние листья, стояла задумчиво. Таким же задумчивым выглядел темный лес вдали, вспаханные черные поля, даже речка журчала по-другому. Все ожидало чего-то, все притихло. Мне стало как-то не по себе, я расплакался и подбежал к маме:
– Мама, все вокруг умирает, и мы тоже умрем
Она обняла меня, поцеловала мои распухшие мокрые глаза и, улыбнувшись, ответила:
– Никто не умирает Деревья и кусты засыпают, как и все жучки, паучки и бабочки с мухами. А многие птички улетают зимовать в теплые края. Природа готовится к зиме. А весной, когда солнышко снова будет высоко, оно согреет землю своими лучами, и деревья снова будут шелестеть своей листвой, в траве будут бегать жучки, а птички вернутся и снова будут петь нам с тобой свои песни. Так бывает каждый год. Все засыпает, а потом снова все просыпается…
Шли недели. Зима полностью вступила в свои права. Снег выбелил всю округу.
Мама смастерила для меня горку, накидав кучу снега и вырезав лопатой ступеньки с одной стороны. Я помогал ей лить на горку из ковшика воду, черпая ее из ведра.
Целыми днями я катался с горки. Еще одним моим занятием было делать разноцветные ледяные гирлянды. Мама научила меня этому. Нужно было в железной кружке с водой развести одну из моих красок, пропустить туда два кончика ленточки и выставить кружку в сени на мороз. Через пару часов подкрашенная вода замерзала. Заносили кружку в дом, и когда лед немного оттаивал, можно было без труда вынуть из нее ледышку. Вешали мы гирлянды на рябину, что росла в палисаднике. Мы с мамой любили смотреть из окна на нее, увешанную ледяными гирляндами. А еще мама привязывала к веткам кусочки сала или корочки хлеба. И тогда, кроме сверкающих хрустальных ледышек, мы наблюдали за синичками и снегирями, которые сновали между ветвей дерева.
В какой-то день, утром, когда я еще спал, мама внесла в дом елку и стала устанавливать ее на крестовину. От стука я проснулся.
– Вставай, соня! – улыбнулась она. – Пока мы будем завтракать, елка согреется, и мы ее украсим. Скоро Новый год!
–Уррра! Новый год! Уррра!
В 4-м номере читайте о женщине незаурядной и неоднозначной – Софье Алексеевне Романовой, о великом Николае Копернике, о жизни творчестве талантливого советского архитектора Каро Алабяна, о знаменитом режиссере о Френсисе Форде Копполе, продолжение иронического детектива Ольги Степновой «Вселенский стриптиз» и многое другое.