Половина ребят в отряде из строй-монтажного поезда № 286, который базируется в Усть-Куте. Их подбирал сам Рейхман. Подбирал по старой. дружбе, испытанной и в будни и в праздники. Гену Вяткина и Кабанца он вытащил из отпуска, сагитировал и Саню Купцова – не обойтись в тайге без такого золотого сварщика. Они оставили отдых, оставили дела личные и дома свои и ушли за Рейх-маном на зимник, потому что знали, потому что уверены были: если Ру-дик позвал, то, значит, дело интересное и стоящее.
На Улькане появился в отряде новый человек – небольшой, остроносый, легонький, со взглядом веселым и быстрым, говорком торопливым, в мягких деревенских ичигах с загнутыми носками – велики были. То был Володя Путриков, старший инженер «Томгипротранса», изыскатель двадцати шести лет... Маленькая фигурка Володи мелькает среди огромных старых сосен, осин и берез. Он идет по глубокому метровому снегу на коротких и широких охотничьих лыжах, подбитых сохатиным камусом. Володя то и дело останавливается, сверяется с компасом и картой, маленьким топориком делает затесы на деревьях – показывает, где надо пробивать зимник. По этим затесам ребята будут вести свои пять бульдозеров два месяца до самой Кунермы...
Ясным январским утром, когда в избах уже топили печи и в синем небе еще стоял тонкий, не растаявший месяц, они построили свои бульдозеры, как танки перед атакой, и двинулись. Уходили незаметно, без речей и лозунгов, никто не провожал – начиналась новая работа, обычная, хотя и, наверное, самая тяжелая, – до Кунермы было сто километров, сто километров глухой тайги, ни деревеньки, ни огня, может, редкие зимовья – Володя говорил, что есть.
Отряд уменьшился – не стало трелевщика. Трелевщика забрал Гомонов, сказал: на время. До Улькана отряд вел Сопиков, главный механик «Ангарстроя», с ним было легко и просто: зашел в склад, увидел, что есть, приказал выдать. Но как только вертолет, уносящий его, скрылся из виду, дела пошли совсем другие... Не стало самого важного – запчастей: в Улькане своих дыр хватало. Здорово побились бульдозеры: у того, на котором шел Леха Попов, ни одного стекла не осталось и ни одной фары, у других стекла пока сохранились, да были другие беды, почище, – у кого выхлопная отлетела, у кого коллектор лопнул или болты на ножах срезало. Печально выглядели и недавно такие новенькие, нарядные вагончики – тоже побились, порастряслись на ходу, не годятся они для путешествий, им бы на месте, в поселке стоять. Даже огромные,толстенькие трубы, на которых, будто на полозьях, тащили их, истерлись до бумажной тонкости; а ведь не по наждаку шли – по снегу. В начале похода пришлось выбросить аккуратные заводские печечки с котелками: как двинулись, расшаталось все это водяное отопление, потекла водичка... И поставили вместо красивого, современного устройства допотопные «буржуйки» – тепло и надежно, правда, круглые сутки топить надо: только перестанешь – все выдувает, стеночки у «спальни» тонкие-звонкие, гвоздь вобьешь – пальцами его выдернуть можно. Потряслись вагончики по ухабам, и стекла в них повылетали, в Улькане Саня Купцов стал еще и стекольщиком: вставил новые стекла, а где и просто досками зашил. Впрочем, на все бытовые неудобства ребята не сетовали, особенного внимания не обращали, хотя, конечно, от крепких и удобных передвижных тепляков не отказались бы, правда, таких на трассе еще не видели.
Вот так, подлатав и подштопав все, что можно было, двинулись они с Улькана.
Вначале дорога была – старая «агрономовская», оставшаяся еще от бывшего здесь до войны колхоза. Однако через шесть километров кончилась, уткнулась в тайгу, дальше ходу не было. Плотно стояли перед ними неохватные, прямые, как струны, сосны и кедры, не уступали им осины и березы. Ребята вышли из бульдозеров, огляделись. «Леспромхозу бы здесь лафа, – сказал Житов, – за смену столько кубов навалить можно...» Но кубы им совсем не были нужны – нужна была дорога, и потому эти громадные, красивые деревья не радовали.
Развернулись, с краю леса расчистили площадку, поставили вагончики, сани с быками, нарезали дров, Купцов сварил обед, неспешно поели и начали...
Мы видели это начало... Темной, тяжелой стеной нависала тайга над людьми и машинами, и, когда первый бульдозер, сердито рыча, двинулся к этой стене, он показался маленьким и несерьезным – разве он одолеет ее? Но бульдозер вдруг взревел, яростно и дерзко бросился вперед.
Первым шел Вяткин. Его машина крутилась, неистово рушила деревья, и они падали, выворачивая корнями огромные глыбы земли. Бульдозер сталкивал их с пути, и вскоре уже вокруг него образовался очищенный от тайги пятачок, и Вяткин, словно разогнавшись на нем, ринулся дальше, обходя самые, большие деревья, которые все-таки выдерживали его натиск. В сплошной стене леса появилась дорожка – узкая, как санный след. Туда устремилась машина Вали Антипина, он расчищал, делая дорожку шире, расталкивая по сторонам деревья, сдвигая горы веток, земли и снега, оставленные Вяткиным. Следом неспешно, солидно тронулся Рудых, за ним Попов.Их бульдозеры еще больше раздвигали путь влево и вправо – ширина зимника должна быть не менее десяти метров, делали с запасом – все двенадцать.
Последним двигался Шутилов. На его долю доставалась окончательная планировка и самые крепкие, несдавшиеся сосны, лиственницы, осины, их надо было одолеть во что бы то ни стало. За Шутиловым никого не было. Если с ходу сбить дерево не удавалось, то он отступал и снова двигался на него, низко опустив нож и стараясь краем его подрезать корни, потом толкал еще раз. Если и так не выходило, гнал впереди себя вал из снега и земли и, забравшись по нему, ударял дерево уже высоко, и тут чаще всего оно не выдерживало.
Это была не просто работа, это был каждый раз поединок, и ребят, бывалых, переживших уже пору юношеской романтики, все-таки каждый раз охватывал азарт – азарт борьбы, в которой для них не могло быть иного исхода, кроме победы. А деревья не просто стояли упрямо, а сопротивлялись, как живые, – вдруг отлетевшая верхушка могла хлестнуть по стеклам или крыше бульдозера, а то и само дерево, уже сбитое, срубленное, покачивалось, словно размышляя, рухнуть на машину или в другую сторону... Сотни таких поединков за день, вернее, за смену, потому что работа продолжается и ночью...
А впереди отряда, впереди бульдозеров неслышно шел изыскатель Володя Путриков. Он шел на своих охотничьих лыжах, налегке, в белесой, выцветшей штормовке поверх свитера. Штормовка была распахнута – патронташ мог понадобиться в любую минуту. На плече ружье-одностволка, за голенищем ичига – охотничий нож, у пояса – топорик, которым он делает затесы на деревьях – показывает ребятам путь. Идет Володя не спеша – торопиться нельзя, надо провести трассу как можно лучше, чтобы и короче была, чтобы и лес был не очень здоровый, и подъемы учесть, и спуски.
...Смена подходила к концу. Быстро темнело. Первым подался назад, к вагончикам, Леха Попов: его бульдозер без фар, в темноте без них не поработаешь. По пути домой, однако, сшиб пять деревьев, которые торчали посреди зимника – так никому и не дались. А чтобы хоть немного видеть дорогу, привесил хитроумный Леха впереди ножа на лопате ведро с соляркой и запалил.
За Лехой вернулся Володя – ему тоже по темну в тайге делать нечего. С пояса свисали два рябчика.
Постепенно возвращаются остальные – Антипин, Рудых, Шутилов. Снимают стоящие коробом заиндевелые стеганки, сырые валенки, шумно моются над большим тазом, на крепких плечах и руках мелькают красные отсветы горящих в «буржуйке» поленьев. Света в вагончике нет, потому что нет трелевщика, который раньше давал его, наконец кто-то находит последний огарок свечи, и при слабом ее мерцании ребята кое-как находят чистую одежду, переодеваются, даже валенки обувают другие и при всем параде идут в вагончик Сани Купцова, где ждет их рисовая каша с тушенкой и крепкий, только что заваренный чай. Вторая смена – Каба-нец, Шна, Житов, Рубцов – получают сухой паек, забираются в кузов «зилка», и Володя Соколов везет: их к стоящим теперь уже далеко молчаливым и остывшим бульдозерам. Ночью работать, конечно, тяжелее, но ничего, главное – пересилить себя под утро, часов в пять, в это время сильнее всего спать охота. Едят у костра, тушенку прямо в банке разогревают – правда, стынет она тут же, на ходу, чайку попьют, перекурят и снова по кабинам.
Одиннадцатого января, в субботу, в живых осталось только две машины. У Шутилова полетел нож, у Вали Антипина – подшипники, на машину Лехи Попова ночью нечего было рассчитывать. Долго возились вокруг шутиловского бульдозера, наконец пустили его – дело продолжалось.
На третьи сутки отряд прошел пять километров. До Кунермы оставалось еще почти девяносто...
...Легко ли все это? Легко ли так – одним в тайге, далеко от дома, от своих... Легко ли так – вкалывать, не останавливая машин, и даже во сне видеть только работу? «Да чего ж, – задумчиво склонив голову, роняет Коля Кабанец, – надо – мы уж привычные... Раз надо – значит, пройдем!»
...И они прошли.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.