- Да здравствует Эстония!

- Ура! Шум такой, что дребезжат оконные стекла. Ну и что хорошего? Сейчас снизу придет дежурная. Поди объясни ей, что, когда печешь блины, нельзя без крика. Не поверит ведь.

- Второй по росту я.

- Вперед, латышский стрелок! - орет на ухо Женя. Да, сыновьям прославленных отцов всегда приходится туго. Даже если печешь блины. Сознавая это, я перевожу дух и замечаю миндальные глаза Гулсум. Это еще больше осложняет мое положение. Яак, передавая сковородку, тихо поучает:

- Потихоньку, не торопись. Пусть станет коричневым. Я сосредоточиваюсь. Весь мир вокруг исчезает. Остаюсь только я и еще черная сковородка с белой лепешкой на ней. Секунда, две, три... десять, пятнадцать... Гоп! Снова звучат восторженные вопли и звенят стекла. Мои славные предки могут спать спокойно - я пеку блины не хуже Удоги и Яака. Эстафету принимает Шавалидзе, потом Женя, даже галантный Тевелян не отстает. И наконец очередь Татьяны. Она трусит. Вот-вот готова подбросить блин, но рука со сковородкой опускается, и она жалобно, точно в поисках поддержки, смотрит на нас. А мы подбадриваем: Таня, давай, быстрее, не видишь, уже горит... Наконец она подбрасывает - прямо над головой. Женя в последний миг пытается хоть что-то сделать - рывком оттягивает Таню назад, и блин, скользнув мимо ее волос, перед самым носом падает к ее ногам.

- Что я говорила? - как будто вопрошает она и сама же отвечает в наступившей тишине: - Ты меня толкнул!

- Да тебе бы эта лепешка плюхнулась на голову! Не слушая Женину просьбу передать поскорее сковородку следующему, Татьяна повторяет кухонно-акробатический ритуал. Мы расступаемся. Она сейчас «завелась», поэтому бросок может получиться еще красивее, чем прежний. Она не из тех, кто отступает после первой неудачи. И следующий блин, хотя и не очень уверенно, все-таки переворачивается. Первые страсти улеглись. Один блин шмякнулся на пол, и с нас этого достаточно. Шлепнуть еще один уже будет эпигонством. Нам, как всегда, хочется чего-то нового, необычного. Нам хочется всем съесть свой блин, и мы от нетерпения сотрясаем все двенадцатиэтажное общежитие. Забыт мороз и пронизывающий ветер, мы не чувствуем, как тянет холодом от окна, мы ходим зигзагами по кухне, как меченые атомы, перекликаемся и обмениваемся остротами, и с каждой минутой в нас все больше и больше нарастает нетерпеливое желание съесть плод своего труда. Наше нетерпение поднимается, как тесто, наливается, как брошенное в теплую землю зерно, у которого только один выход - лопнуть, и пустить росток. Конечно, нас ждет не бог весть какой деликатес - не минога из Гауи, не узбекский виноград. И все же мы надеемся, как-то предчувствуем, что сейчас мы отведаем что-то необычное, что-то удивительно вкусное. Женя берет алюминиевую тарелку, полную ароматных и аппетитных блинов, и торжественно поднимает ее. Он взывает к нашей совести, которую мы скорее всего уже утратили, а посему лишились и чувства прекрасного; он призывает нас представить себе ниву, где выросли зерна, которые сейчас, до неузнаваемости изменившись, лежат у него на алюминиевой тарелке, и предлагает ощутить запах распаханной земли и вслушаться в шелест колосьев; он говорит так возвышенно и в таких изысканных выражениях, что мы киснем от смеха. Блины были горячие. Их нельзя было удержать двумя пальцами, их нельзя есть, не обжигая губы. Мы кусаем блин с краешка, там, где он похрустывает. Рот наполняется слюной, и мы торопливо кусаем снова.

- Дорогой Удога! Скорей пеки! А то я язык проглочу! - молит Женя. - Пеки живее. Откусив кусочек, он продолжает:

- Ты видишь, как они все едят! Онемели! Мы действительно притихли. Тарас, сложив блин трубочкой, уминает его по-настоящему и крутит головой. Видно, что он доволен. Даже Казис, забыв Кафку и Дюрренматта с Сартром, наслаждается блином. Садык больше не спорит, и Тевелян не задирает Шавалидзе. Гулсум ест блин с чисто восточной грацией и уже не убеждает меня, что самаркандские лепешки плюс виноград «дамские пальчики» все равно самая лучшая еда на свете. Удога ест и печет. Я дую на горячий блин, чтобы не обжечь пальцы, и все стараюсь понять, в чем волшебство этой минуты и этих блинов? В воде? В муке? В щепотке соли и в кусочке маргарина? Нет же! Моя мать печет на чистом молоке и яйцах, и все равно блины у нее никогда не получаются такие вкусные...

Перевел с латышского Ю. Абызов

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.