- Кто это там болтает на левом фланге? - послышался знакомый грозный голос. - Это вы, рядовой Белкин? Вы что, на тактических занятиях или на посиделках?

Белкин посмотрел на меня с укором, а я, чуть повернув голову вправо, увидел комбата.

Он стоял за пышным кустом орешника и, отведя рукой мешавшую ему ветку, смотрел в бинокль на поле, по которому нам предстояло идти в наступление. Вот он опустил бинокль, и я увидел его лицо - загорелое, с широкими черными бровями и с таким выражением, как будто он очень недоволен и погодой, и полем, и нами, его солдатами.

Да, он суров, наш комбат. Плохо начищенной пуговицы более чем достаточно, чтобы получить от него замечание, строгое или язвительное, смотря по настроению. Как - то весной, гуляя по набережной, я засмотрелся на чаек и, не заметив проходившего мимо комбата, не поприветствовал его. Он подозвал меня. Не помню точно, что именно он говорил, Помню только, что мне сделалось очень жарко...

Навсегда останется в моей памяти и то утро, когда я очнулся после операции в палате госпиталя. День был хмурый, по оконному стеклу ползли струйки дождя. Я отвернулся от этой скучной картины и увидел комбата, присевшего около меня на табуретку. Он был в белом больничном халате. Свет из окна падал на его лицо, и я хорошо видел густые черные брови и добрые серые глаза.

Я попытался приподняться, но он положил мне на плечо свою большую руку. Разговор шел о пустяках. Комбат говорил о самых обыденных вещах: спрашивал, что пишут мне из дому, люблю ли я ловить рыбу и есть ли в наших краях молодые еловые леса. Он называл их частиками; восхищался замечательными белыми грибками, что растут в частиках...

Да, но как же быть с подарком? Я попытался снова заговорить об этом с Белкиным, но началась атака. Над полем пролетела зеленая комета с дымным хвостом, где - то сзади, в лесу, взревели моторы, и тяжелые, с приплюснутыми башнями танки, роняя с брони зеленые ветки, приминая землю, двинулись в поле. «Вперед!» - послышались голоса командиров, и мы с Белкиным, выскочив из окопа, побежали вслед за танком, на башне которого был выведен белилами номер «420». Танк качался, как лодка в море, и выдавливал на песчаной земле две рубчатые тропинки.

Атаку пехоты с танками хорошо наблюдать в кино, а когда ты сам с карабином наперевес бежишь в облаке горячей пыли, глотая ее вместе с едким дымом из выхлопных труб, и на тебе вещевой мешок, скатка, противогаз, лопатка, - тут не до развлечений.

Жара. Ноги то вязнут в сыпучем песке, то путаются в какой - то жесткой траве. Но отставать нельзя. Вперед! Вперед! Некогда даже стереть пот с лица. Ведь темп атаки, от которого зависит успех боя, должны выдерживать не только стальные танки с ревущими моторами, но и мы, солдаты, с обыкновенными человеческими сердцами.

И мы выдержали темп. Мы прошли две линии траншей, и только перед третьей «противник» положил нас на землю. С трудом дотянувшись до лопатки, я вытащил ее из чехла и начал окапываться. Земля была очень сухая. Жмурясь от пыли, которая летела мне в лицо, я соорудил перед собой небольшой бруствер. Рядом ковырял землю лопаткой Белкин. Он был весь в пыли, капельки пота, стекая, разукрасили его лицо замысловатой татуировкой. Я мог бы посмеяться над ним, если бы не знал, что сам выгляжу не лучше.

Ушли куда - то в сторону танки, и на поле стали появляться мишени. Приземистые, темные, они возникали внезапно за каждым бугорком, и мне казалось, что это враг готовится нанести нам ответный удар. Я прицелился в темный силуэт у зеленого кустика и выстрелил. Грохнул карабин Белкина. И вот уже все поле засверкало, задымилось, запахло порохом...

Потом мы снова шли вперед, пока вдали не поднялась волнистая стена леса. Здесь опять стал постреливать неугомонный «противник», и нам пришлось залечь. Вот в этот момент я и увидел сирень. Белую сирень! На этом месте когда - то стоял хутор. Во время войны постройки сгорели, и от жилья остались лишь несколько валунов да ржавая спинка кровати, сиротливо выглядывавшая из крапивы. Давно уже ушли отсюда люди, а сирень, посаженная их руками, простирала навстречу солнцу белые ладони, утверждая жизнь...

Я поглядел на Белкина и увидел, что он тоже смотрит на сирень. Когда встретились наши взгляды, Белкин молча кивнул головой в сторону сиреневого куста. Мы поняли друг друга...

Усталые солдаты неподвижно лежали в цепи. Я осмотрелся и пополз к сирени. До куста не больше семи шагов. Над ним кружились и гудели пчелы. Казалось, ветви были напоены душистой влагой и, если прикоснуться к ним, на ладони останется нежный, прохладный след. Я стал на колени и протянул руку к ветке. Она тихо покачивалась. Неповоротливый шмель с темными полосками на желтой спинке лениво ползал по белым соцветиям. Я подтянул к себе и сорвал ветку.

- Это что такое?! - послышался вдруг громкий, негодующий голос, и передо мной, как из - под земли, вырос комбат. Лицо его было бархатистым от слоя пыли, глаза сердито блестели.

Никогда еще я не попадал в более глупое положение. Стоя на коленях, я в левой руке судорожно сжимал карабин, а в правой у меня была злополучная ветка сирени. Не знаю, что бы я ответил на вопрос комбата, если бы не «противник», который как раз в это время начал контратаку. Я бросился на свое место, на ходу перезаряжая карабин.

Отбив контратаку, мы преследовали «противника» до опушки леса, и здесь был дан отбой. Я положил карабин, снял каску, скатку и лег в траву, пестревшую неприхотливыми полевыми цветами. После грохота выстрелов и рева моторов как - то странно было слышать тихий шелест листвы и торопливое бульканье ручья, который бежал по каменистому дну где - то рядом. Я. очень устал, у меня не было желания даже пошевелить пальцами. Не хотелось думать и о происшествии с сиренью. Ветка сирени так и осталась в поле.

Минут через двадцать усталость прошла, и я поднялся, чтобы сходить к ручью. Солдаты кто дремал, лежа в траве, кто покуривал, спрятавшись в тень. Белкин куда - то исчез.

- Белкин! - позвал я его.

- Я! - откликнулся он, словно на позерке, выходя из леса.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.