«Что ж ты стоишь, проходи в комнату». Зажгла каганец. Смотрим друг на друга. И она это и не она. Глаза жадные, измученные, а что в душе, не вижу. Побежала на кухню: «Может, ты есть хочешь?» – а сама шарит по пустым чугункам. «Нет, Надя, не хочу. Времени у меня только два часа». «Боже ты мой!» А на стене ходики тикают. Спокойно, как до войны. Подвела меня к постели. Там пятилетняя дочка. Разбудить хотел, разглядеть, глаза увидеть. Да подумал: не узнает, испугается.

Легли мы с Надей на полу. Ходики тикают, коптит каганец, посапывает в постели дочка. Все вокруг в каком-то тумане. Да неужели это я, со своей женой, у себя дома? А в окна уже лезет рассвет ш ходики показывают, что два часа на исходе. Может, остаться еще на час? Эшелон в Харькове догоню. Но знаю, пройдет и этот час и захочется остаться еще, а там еще и еще. И чем дольше буду дома, тем труднее будет уйти из него.

«Пора», – говорю я Наде и начинаю одеваться. Выложил из вещевого мешка все, что в нем было съестного, да и пошел на станцию. Она провожать кинулась. Да не люблю я бабьих проводов. В слезах осталась. Ну, а в поезде и сцапал меня ваш лейтенант. Знал бы, не торопился.

Солдат замолчал. Молчим и мы с Сашкой. Что тут скажешь? Чувствуем: не врет солдат, – ж а помочь не можем.

Наконец Сашка ляпнул:

– Бабы, они хитрые. Но солдат или не слышал Сашкиных слов,

думая о своем, или сделал вид, что не слышал. Промолчал.

– Три года воевал со своим полком, – вдруг проговорил он. – Таких, как я, у нас наперечет. Всю войну мне везло. Даже ранен не был. А приходилось бывать в таком пекле, что и не думал выбраться. А вот почему жив остался, не знаю. Может быть, мне под Берлином суждено погибнуть. Нет, как не прыгай, раньше положенного не убьют. А теперь вот валяйся на пересыльном и жди, когда в другую часть заберут.

– Под Берлин и мы успеем, – сказал Сашка.

– Сколько вам лет? – спросил солдат.

– Семнадцать. Солдат усмехнулся:

– Возраст почтенный. Только Берлин, наверное, без вас возьмут.

– Без нас не возьмут, –сказал Сашка.

– А тебе разве хочется сложить голову под Берлином?

– Складывать голову я не собираюсь ни под Берлином, ни за Берлином.

– Убитые тоже не собирались... Каждый надеялся, что пронесет. Хитрость такая есть в людях, вот и у тебя она, и у меня, и у него.

И смолк как-то сразу, вспомнив, видно, что идет под конвоем.

– Ну и иду! – вдруг выпалил солдат. – А совесть-то чиста! А недоразумения и похуже бывают. На Орловщине освободили как-то село и расстреляли старосту, а он с партизанами был связан. Хоронили с почестями. А человека-то нет. Виновных тоже нет. Ошибка.

От старого вокзала остался только холм, заросший бурьяном. Теперь вокзал помещался в хилом деревянном строении, вдали от путей. Крыльцо в подсолнечной шелухе. Огромные тополя неподвижны.

На Москву прошел товарный. На платформах подбитые танки. Солдат проводил их взглядом, вздохнул и сел на крыльцо переобуваться.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.