Еще по дороге он мне рассказал, что несколько лет назад на пастбищах не было ничего, кроме черных, просмоленных и корой крытых сараев, в которых и молоко перерабатывали и люди спали - на земле, у костра.

Глаза Андрея сверкали, и он с трудом удерживался от уже привычного для меня вопроса: «Может, вы об этом напишете?»

Однако, когда я заговорил о том, что хотел бы написать про эту зеленую нежность гор, о поющих людях и обо всем том новом, что пришло к ним, он неожиданно стал суровым и недоверчиво посмотрел на меня. Что же ему не понравилось в этих моих словах? Расспрашивать было неудобно, а сам он не спешил объясниться.

... Андрей, казалось, вовсе не устал и не думал отдохнуть.

- Не хотите на озеро пройтись? - спросил он с обычной живостью. - Это по дороге на вершину Попа Ивана... Есть у нас одно соображение. Думаем соорудить там дом отдыха для пастухов. Дом поставим. Лодки будут... Ну, как? - и, не дожидаясь ответа, виновато сказал: - Ой, вы ведь не привыкли к нашим горным тропам! Небось, устали? Сейчас вам принесут обед. Отведайте наш бануш. А потом и с людьми побеседуете. Старшего пастуха видели? С детства целое лето проводит на альпийских лугах... А вот девушку с длинной косой видите? Это Беручка. Поговорите с ней. А завтра на Гропе я вас познакомлю с Иленой Кищук. Не слышали о такой?

- И всех их вы знаете?

- Ну как же? - удивился он. - Ведь я с ними вырос и живу среди них!

Андрей не задерживался возле меня: у него были свои дела. До самого вечера мне так и не удалось с ним встретиться. Только когда я уже лег спать, за тонкой перегородкой раздался его озабоченный голос. Узнал я и голоса доярок и охрипший бас старшего пастуха. Разговор шел о будничных делах: говорили о надоях молока, жаловались на то, что мало хлеба подвозят, что мало зерновых кормов, а жмыхов вовсе не видать, что пора уже за псюрку взяться (так здесь называют поганую, жесткую траву). Почему бы не раскинуть на пастбищах фосфатную муку? Сочные травы буйно пошли бы в рост и совсем забили бы эту псюрку... Потом речь зашла об озере, куда только что ходил Андрей. Пора уже дом ставить. Люди только спасибо скажут, а об инвентаре для дома отдыха в исполкоме побеспокоятся: пришлют радиолу, библиотечку, настольные игры.

- Вот, вот, - поддакивал старший Пастуховы, Андрей, уж расшевелите там нашего председателя. Вас он скорее послушает...

Еще через полчаса Андрей зашел в комнату, которую нам отвели, и бесшумно начал раздеваться.

Я нарочно закашлял.

- Не спите еще? - шепотом спросил он. - Пора уже, поздно...

Однако, улегшись, он и не думал спать. Что его волнует? Какие мысли тревожат? Мне показалось, что ему хотелось бы еще побеседовать, но он не решается нарушить молчание. Поэтому я заговорил первым. Рассказал о своих довольно благоприятных впечатлениях и был уверен, что Андрею это понравится. Однако он ничем не выдал своего отношения к тому, что Я рассказал, а позже, глубоко вздохнув, с грустью заметил:

- Далеко не все еще хорошо. Работы еще непочатый край. Некогда даже подумать обо всем. А надо бы! Возьмите, например, пастбища. Сколько еще сорной травы здесь растет, такой, которую ни коровы, ни овцы не возьмут! Как избавиться от нее? Вот об этом написали бы. И пусть ученые придумают что - нибудь. Да это ли только нас волнует?.. Люди вот приезжают, природой восхищаются. Дескать: «Экзотика! Романтика! Первозданная красота!...» А нас порою слова эти коробят. Не желаем мы больше жить так, как жили когда-то, при этой «первозданной экзотике», в этих пастушечьих шалашах!... Пусть экскурсанты восторгаются ими в музеях, а мы их расшвыряем. Только... Ох, как много еще работы!

Он замолчал.

За стеной послышалось тихое пение:

Течет вода мутная.

Милая почему - то ходит грустная.

Андрей вздохнул и озабоченно заметил: - Кацюня... До утра так петь будет. Тоскует девка. Любит. А парень ее какой - то непутевый...

Мне казалось, знай он, как успокоить девушку, не задумываясь, сделал бы это: не может оставаться равнодушным к чужой боли!

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.