Из окна кабинета секретаря Лежского райкома комсомола Пантелеймона Петровича Пупышева видна узкая быстрая речка Сакерка. Мерный плеск воды отчетливо слышен в комнате, и это единственное, что нарушает установившуюся здесь тишину.

Пупышев с сосредоточенным видом сидит за письменным столом. Перед ним лежат две папки для бумаг. На одной из них, пухлой и объемистой, надпись: «Февраль - март 1954 г.». На другой, почти совсем пустой и тоненькой, пометка: «Апрель - май».

Глубокого символического смысла полно это бросающееся в глаза различие в объеме между двумя папками. Видно, бюрократический бумажный поток, о котором немало говорилось на XII съезде комсомола, стал заметно сокращаться.

Конечно, Пупышев, как и все, искренно приветствовал решение съезда о борьбе с бюрократизмом, но неожиданно для себя он вдруг почувствовал, что как-то скучно стало ему без ежедневных резолюций и директив, без речей на заседаниях и разговоров по телефону.

Раньше ему времени не хватало. А теперь, как ни взглянет на часы, все кажется, стрелки застыли на месте.

Переложив несколько бумажек из одной папки в другую, Пупышев подходит к окну. Рядом с изгородью сторожиха тетя Шура запрягает райкомовскую лошадь, которой неизвестно почему присвоена кличка «Химик».

Спокойный по натуре Химик переступает с ноги на ногу, недовольно мотает головой. Пупышев сразу же увидел в этом непорядок. Он пошире открыл форточку, крикнул:

- Супонь перетяни, супонь, тетя Шура!

Тетя Шура кивнула. Пупышев, удовлетворенный своим вмешательством, с важностью прошелся по комнате.

- Все учить надо, - бормочет он.

За стеной кабинета монотонно трещит машинка. Лилия Фролова, заведующая отделом школьной молодежи и пионеров, перепечатывает поступившие из комсомольских организаций сведения о подготовке торфоперегнойных горшочков. Время от времени Пупышев стучит в стену, спрашивает:

- Никто больше не сообщал?

- Нет, никто, - отвечает голос из-за стены.

Фролова доложила секретарю райкома нерадостную цифру: комсомольцы района должны были изготовить четыреста тысяч торфоперегнойных горшочков, а сделали только немногим больше двухсот тысяч. Обязательство райкома не выполнено.

«В обкоме узнают, опять попадет», - с грустью думает Пупышев.

Неожиданно в дверь постучали. В кабинет вошла высокая круглолицая девушка, работница райисполкома комсомолка Таисия Шербова. Люди редко бывают в райкоме. Поэтому секретарь оживился, придвинул к себе блокнот, взял карандаш, чтобы записать, быть может, важный вопрос.

- Нам надо подвозить к райисполкому стройматериалы, - обращается Таисия, - а лошади нет. Дайте нам своего Химика.

Пупышев разочарованно отодвигает блокнот. Он не возражает против того, чтобы взяли лошадь, но ему хочется побеседовать, а девушка торопится, ей некогда, ее ждут. Она благодарит за помощь и уходит.

Пупышев опять остается один.

«Почему же никто не идет?» - ловит себя на мысли секретарь райкома. Когда поступало по пятнадцать, а то и по двадцать директив и указаний в месяц, он не замечал одиночества. Ему приходилось читать сотни бумаг, затем каждая из них перепечатывалась в количестве, соответствующем числу комсомольских организаций района. Он читал, подписывал, звонил в организации, требовал отчетов... Дни были заполнены до предела. И каким казался Пупышев деятельным, энергичным, умелым! А теперь все изменилось.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.