Татьяна в последней сцене объяснения с Онегиным разделяет с Пушкиным это мнение. Она говорит Онегину:

«...в тот страшный час Вы поступили благородно, Вы были правы предо мной: Я благодарна всей душой...»

Не следует также упускать из виду, что Онегин бережно хранит письмо Татьяны:

«Та, от которой он хранит

Письмо, где сердце говорит».

Можно смело утверждать, что Онегин с первого знакомства с Татьяной почувствовал цельность ее натуры. Онегин спрашивает Ленского в III главе романа:

«Скажи: которая Татьяна?

- Да та, которая грустна

И молчалива, как Светлана,

Вошла Я села у окна. -

«Неужто ты влюблен в меньшую?»

А что? - «Я выбрал бы другую,

Когда б я был, как ты, поэт...»

Не будучи чужд понимания живых человеческих чувств, Онегин побоялся, что Татьяна с «ее мятежным воображением», с ее «живой волей», «своенравной головой» и «сердцем пламенным и нежным» рано или поздно поймет его духовную несостоятельность и, продолжая, быть может, его любить, станет несчастным, разбитым человеком. Еще в начале романа он любит ее «любовью брата» и «может быть еще нежней»... Установившееся мнение, что Онегин, увидев Татьяну на балу в роли блестящей светской дамы, влюбился в нее из простого тщеславия, «как мальчик», должно быть отвергнуто. Симпатия к Татьяне уже давно зародилась в его душе. Она вспыхнула в конце романа ярким пламенем страсти и «безумных сожалений», ибо «Убив на поединке друга, Дожив без цели, без трудов До двадцати шести годов, Томясь в бездействии досуга Без службы, без жены, без дел...»

«охваченный беспокойством» и «охотой к перемене мест», Онегин на протяжении всех этих пустых лет хранил воспоминание об единственном светлом и ценном событии в его жизни - письме от большого и цельного человека, Татьяны Лариной, и встреча с ней на балу в конце романа внутренно была для него совершенно подготовлена. Таким образом, Пушкин, питая симпатию к Онегину, бичует не Онегина - явление, порожденное современным ему обществом, а со всей страстью, гневом и ненавистью обрушивается именно на это самое общество.

Пушкин смело называл вещи своими именами:

Высший свет - «чернью».

Крепостное право - «барством диким, без чувства, без закона».

Москву - «ярмаркой невест»,

Царя - «плешивым щеголем».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.