Александр и Александра

Крылову стало тошно. Голова у него болела. Он не мог вспомнить, как попал вчера в эту комнату, на эту кровать и вообще, что с ним вчера приключилось? На всем его теле, казалось ему, остались нечистые следы объятий. Хотелось скорее убежать, забыть, чтобы все оказалось сном, неправдой. Нужно было немедленно стать под душ, умыться снегом.

Ему было стыдно перед Шурой, перед своей любовью, перед снегирем, перед самим собою и перед всем миром. Стыдно было и перед Зиной. Ему казалось, что он чем - то обманул ее. На это ложе Зины, на которое ждали его, как любимого человека, он ввалился пьяный и отвратительный, гадкий сейчас самому себе. Он сердился и на Зину, но к его раздражению против нее примешивалась жалость.

Крылов заметил над изголовьем Зины странную фотографию: себя в зимнем свитере и Зину в платье - безрукавке. Он понял, это Лешкины проделки.

Потрясаева Александр нашел в необычайном волнении. Лешка в одном белье метался по комнате.

- Женщины - зло мира! - завопил Потрясаев, увидев входящего Крылова.

- Теория довольно однобокая, - усмехнулся Крылов, разглядывая нелепый вид Лешки.

- Ты мне философию не разводи, скажи лучше, где ты вчера был, что собой представлял, и какое у тебя было выражение лица?

- Ты что вчера огурцов объелся?

- Огурцами ты объелся, знать с них и память потерял, а я вот хорошо помню, что целовался с собственной калошей!

- Теперь мне понятна прелесть «детского крика».

- А если эту прелесть сфотографировать? Да в стенгазету? Да крестиком пометить: А. Крылов таскает огурцы, заместо каштанов, Л. Потрясаев объясняется в любви собственной калоше... и так далее?!

- Недурно.

- Так уже сфотографировано!

- Кем?

- Моим аппаратом, друг. Какая быстрота, какая точность! Щелк - и готово!

- Я что - то не помню, - усомнился Крылов.

- Я тоже не помню, а как проверил, так и увидал на аппаратике следы чужого обращения. Саша, досаднее всего: от своего же аппарата пострадаю!

- Кто же это проделал? - спросил Крылов, заражаясь Лешкиным волненьем.

- Это дело Ш - У - Р - К - И - Шурки, Урванки, Раздрыжной, Кавалерийской Инспекции! - Жесткие волосы Потрясаева торчали во все стороны, как зубочистки.

- Я не помню этого дела, - усомнился Крылов.