Неукротимый «невозвращенец»

Герцен теперь часто ездил в Петербург на заседания кружка Белинского, которые проходили в историческом Доме Лопатина на Невском проспекте, частично разрушенном в блокаду Ленинграда. В 1847 году скончался отец Александра Ивановича, оставивший незаконнорожденному сыну очень большое наследство, и это событие подвело окончательную черту под начальным периодом жизни будущего издателя «Колокола». Он решил посвятить себя открытой борьбе с самодержавием и, располагая внушительными средствами, вместе с Огаревым навсегда покинул Россию.

Надо заметить, что Герцен уезжал в Европу уже широко признанным на родине писателем, автором нашумевших произведений «Кто виноват?», «Мимоездом», «Доктор Крупов». Впереди были знаменитая «Сорока-воровка», «Поврежденный», «Скуки ради» и, конечно, »Былое и думы», ставшие настольной книгой поколений отечественной интеллигенции.

Герцен обладал на редкость пластичным языком и неповторимым стилем. Со словом он обращался совершенно новаторски. Многие его неологизмы и обороты, так называемые «искандеризмы» (от принятого им в 1836 году звучного литературного псевдонима «Искандер», что по арабски означает «Александр») прочно вошли в нашу обиходную речь. Например, «возбужденность мысли», «распущенность», «требовательность».

В «Сороке-воровке», обсуждая достоинства и недостатки русских жен дворянского сословия, читающих в отсутствии мужа французские романы, один из гостей остроумнообронил: «Должно быть хорошо образование, которое можно почерпнуть из Бальзака, Эжена Сю, Дюма, из этой болтовни старика, начинающего морализировать от истощения сил...»

Зачем далеко ходить! Творчество Герцена оказало огромное влияние на Достоевского. Он читал его постоянно и считал одним из наиболее проникновенных художников-мыслителей. «Письма из Франции и Италии», сборник «С того берега» встали в один ряд с любимыми Достоевским шедеврами русской и мировой литературы. И все это при глубочайшем идеологическом и нравственном расхождении Достоевского с Герценым, которое наступит позднее и которое Федор Михайлович выразит совершенно исчерпывающе.

В июле 1862-го Достоевский посетил Герцена в его доме в Лондоне и подарил ему экземпляр «Записок из Мертвого дома» с надписью: «Александру Ивановичу Герцену в знак глубочайшего уважения от автора». Были у них и другие заграничные встречи с задушевными беседами, последняя – год спустя на пароходе из Неаполя, на котором Герцен плыл в Ливорно со всем семейством, а Достоевский дальше – с терзавшей его инфернальной возлюбленной Апполинарией Сусловой. Следившие за Достоевским агенты царской охранки доносили, что тот во время стоянки парохода в Ливорно пошел провожать Герцена до гостиницы и обедал с ним.

Даже в период создания «Бесов», когда их автор, в общем-то, справедливо винил Герцена за порождение в России «нечаевщины», Федор Михайлович писал Страхову: «Посмотрите опять на Герцена: сколько тоски и потребности поворотить на тот же (славянофильский – прим. авт.) путь... Поэт берет в нем верх везде и во всем, во всей его деятельности». Достоевский утверждал, что «Герцен не эмигрировал, он так уж и родился эмигрантом... В этом смысле это тип исторический. Такие, как Герцен, «отделяясь от народа, естественно потеряли и Бога».

В Европу Герцен приехал скорее радикальным республиканцем, нежели социалистом. Однако начатая им еще в «Отечественных записках» серия острых публицистических статей шокировала либеральных друзей Александра Ивановича своим антибуржуазным пафосом. Февральская революция 1848 года во Франции показалась Герцену осуществлением всех его сокровенных надежд.

Последовавшее затем кровавое подавление в Париже Июньского восстания рабочих и наступившая реакция потрясли русского революционного деятеля и литератора, открыто обратившегося теперь к социализму. Вместе с Прудоном он начал издавать и финансировать газету «Голос народа». Участвовал в парижских манифестациях и, спасаясь от последовавших арестов, бежал по чужому румынскому паспорту в Швейцарию, успев до этого свести знакомство в Италии с самим Гарибальди.

Сильный и мужественный человек, разносторонне одаренный, в совершенстве владевший несколькими европейскими языками, Александр Иванович Герцен до последнего часа стойко переносил в эмиграции многочисленные удары судьбы, которые порой следовали один за другим. Судите сами.

В кораблекрушении погибли его мать и сын Николай. Их тела так и не нашли. Тогда же его любимая супруга тайно изменила ему с женатым французским поэтом Г.Гервигом, скрывала это от мужа, а Гервиг своей жене как раз открылся. Случился большой скандал, Гервиги помирились и уехали. Герцен супругу простил, но подозревал, что дочь Ольгу она родила не от него... В 1852 году Наталья подарив Герцену сына Владимира, скончалась. Через два дня умер и новорожденный младенец. Прогоревав пять лет, Александр Иванович начал сожительствовать с... женой своего ближайшего друга и соратника Огарева, которую тоже звали Натальей. Так и живя втроем, пара вместе воспитывала детей писателя, причем обзавелась еще и своими: дочерью Лизой и близнецами Еленой и Алексеем. Словно в наказание за преступную связь, их младшие дети умерли от дифтерита, а Елизавета в 17 лет покончила жизнь самоубийством...

В июле 1849 года Николай I, ненавидевший революционеров, арестовал и передал в заклад банкиру Я.Ротшильду все имущество Герцена и его матери. Ротшильд, однако, ведя переговоры о предоставлении займа России, добился отмены императорского указа.

Переехав в Лондон, Герцен занялся главным делом жизни – основал Вольную русскую типографию для печатания запрещенных в России цензурой сочинений, преимущественно демократического, революционного направления, обличающих самодержавие. Там же они с Огаревым печатали легендарную газету «Колокол» и альманах «Полярная звезда».

Пик влияния «Колокола» пришелся на годы, предшествовавшие отмене крепостного права в России, когда эта эмигрантская газета регулярно читалась в Зимнем дворце.

С организацией дел в Лондоне Герцену опять-таки помог младший Ротшильд. В первые годы эмиграции Александр Иванович писал преимущественно о России для Европы – как, например, брошюру «Русский народ и социализм» или большую книгу на французском «О развитии революционных идей в России». Затем он «повернулся лицом» к русскому читателю. «Охота говорить с чужими проходит, - заявлял Герцен .- Я первый снимаю с себя вериги чужого языка и снова принимаюсь за родную речь»

Восшествие на престол Александра II Освободителя породило у Герцена надежды на то, что новый император все-таки решится на столь необходимые стране реформы. В марте 1855-го писатель опубликовал в «Полярной звезде» открытое письмо к царю, в котором призывал того скорее отменить крепостное право и цензуру. После половинчатой реформы по отмене крепостного права, оставившей недовольными и крестьян, и помещиков, влияние «Колокола» на родине стало падать, особенно, когда газета поддержала польское восстание 1863 года. Да и сама культовая фигура революционного издателя и писателя-эмигранта, которого регулярно печатал некрасовский «Современник», начала представляться в России несколько двусмысленно. Для либеральной общественности он казался чересчур революционным, а для радикальной – излишне умеренным.

Годы сложной заграничной жизни изменили Александра Ивановича даже внешне. До отъезда в Европу он, как в молодости, так и позднее, выглядел эдаким лощеным дэнди, а впоследствии отпустил густую «марксовскую» бороду и заметно погрузнел.

Менялась и обстановка вокруг него на чужбине. В марте 1865-го, в результате настойчивых обращений российского правительства к правительству Великобритании редакцию «Колокола» вместе с Герценым «попросили» из Лондона, и они перебрались в Швейцарию, где писатель получил гражданство. Туда же была переведена и «Вольная русская типография», туда же переехал верный Огарев и люди из ближайшего окружения Герцена.

«Время шло, переворота в России не было, и послов за нами никто не присылал», - с горькой иронией написал стареющий Александр Иванович в «Былом и думах». И продолжил: «Были тяжелые минуты; и не раз слеза скатывалась по щеке, но были и другие, не радостные, но мужественные; я чувствовал в себе силу, я не надеялся ни на кого больше, но надежда на себя крепчала, я становился независимее от всех».

В Швейцарии Герцен неустанно трудился над литературными произведениями, философско-публицистическими работами, продуманной до мелочей педагогической концепцией, в которой резко критиковал систему образования в России при Николае I и показал опасность авторитарного воспитания юношества. Главной задачей воспитания он считал формирование гуманной, свободной личности, живущей интересами своего народа и стремящейся к преобразованию общества на разумных началах. Герцен был убежден, что самое положительное влияние на детей оказывает простой народ, и что именно народ является носителем лучших русских национальных качеств. Вот почему в своей публицистике писатель страстно добивался распространения просвещения в народе, подчеркивая огромное образовательное и воспитательное значение естественных наук. При этом национал-патриотизм и шовинизм он отрицал на корню и утверждал: «Исключительное чувство национальности никогда до добра не доводит».