Рассвет приходит оттуда, с востока. Сперва светлеет, потом розовеет, потом белеет, и вдруг откуда ни возьмись солнце!
Рыбкин вылез из палатки, с грохотом потянулся, размял члены и пошел купаться.
- У-а-а! - резвится Рыбкин. - Шо! Хорошо-шо!
- Га! - резюмирует Арсен. Захлебно урчат машины. Бригада вкалывает до вечерней зари, а столовая закрыта на переучет хариусов.
- Бригадир, рубать чего будем?
- Устриц в томате, - ответил Рыбкин, - и омаров на постном масле.
Все собрались у костра. Шурка запел, аккомпанируя себе на гитаре:
- Кишка окликает другую-ю!...
- Устриц? - задумчиво спросил Арсен. - А ты не врешь?
- Вру, - сказал Рыбкин, тоскливо стесняясь.
И потрепал друга по щеке голой пяткой.
«Дубина я, - подумал Арсен. - Ни за что обидел хорошего человека. Нет во мне душевного чревовещания. Не гражданин я, а салун в Клондайке. Сплошная ось координат».
- Бригадир, а может, подожжем столовку-то? - спросил Шурка.
- На обратном пути, - мужественно пообещал Рыбкин. И заботливо добавил: - Только спички не подмочи с натуги.
Арсен вдруг закричал:
- Пуляй! Бежи! Валяй! - и подмигнул носом.
- Верно! - подтвердили все, как отрыгнули. - Долдон - он и ночью долдон. Такой уж у него сегмент. Гомер для цирка писал. Жизнь - кинематограф. Тащи патефон, «эклер» на лопате зажарим, потанцуем!
- Я свое на том свете дотанцую, - заметил Коленька. - Кадриль отдеру. С лопатой и при жилете.
- А ты не стесняйся, - посоветовал Рыбкин. - Молодые писатели ведь не стесняются. Пишут, что в голову взбредет. Так сказать, отражают нереальную реальность. Так-то, брат.
... Все скинули брюки и закурили. Близился рассвет. Вероятнее всего, с востока.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Фантастическая повесть