- Не советую, - сказал Гамузов. Лобов удивился:
- Но, может быть, в моем проекте есть куча глупостей!
- А ты хочешь, чтобы я тебя от них гарантировал? - спросил Гамузов. - Глупости, Лобов, у тебя обязательно всплывут. У одних они сразу всплывают, у других через год, но это не резон чернить свой собственный труд, одобренный заводом и институтом «Гипролитье». Чернить свой собственный труд - это, Лобов, последнее дело. Видал, апостол выискался! Грех мучит - сбегай в церковь, а на работе священников нет душу тебе облегчать.
Школьный приятель Сева Янчук сказал Лобову, какой он удачливый, и отец, академик Лобов, решил, что Сергею крупно повезло с назначением. Лобов соглашался, что ему очень повезло, но после отъезда Гамузова Лобову постоянно хотелось перед кем-нибудь оправдаться.
За две недели до пуска линии неожиданно позвонила из Туранска Нина Бодрова и сказала, что собирается в Ленинград. Ей бы приехать недели через три, когда кончится первая возня с линией, но она уже оформила себе отпуск.
- Приезжай, - сказал он.
Нина сильно изменилась: меньше говорила, не философствовала, - приехала в очень модном пальто - без воротника, зато мех на рукавах, и в очень модной шапке - папаха из куницы. Ленинградки на улицах одевались не так модно, и Бодрова казалась Лобову провинциальной.
После работы он приезжал к ней в «Октябрьскую» гостиницу, его уже знали дежурные на этаже и давали ключ от комнаты, если он появлялся раньше, чем Бодрова. А это случалось нередко, будто настоящими делами была занята в городе она, а не он на своем заводе имени Фрунзе.
В номере она его иногда спрашивала:
- Что у тебя на работе?
Лобов не рассказывал ей про предстоящий пуск литейной линии, ему ни с кем не хотелось про линию разговаривать. Нине Лобов говорил:
- Ничего, пыхтим.
Накануне пуска бригада осталась в ночную смену в цехе, а Лобов ушел, как всегда, в пять. Заранее он взял билеты на «Тень» к Акимову. Когда он уходил, у печей ему встретился главный механик Батюшков и очень удивился, что Лобов уходит. Но Лобов сказал:
- Только разреши этой технике сесть себе на голову.
- Вы эгоист? - спросил Батюшков.
- Дай-то бог! - сказал Лобов.
Была тут Бодрова или ее не было бы, он все равно не остался бы на заводе, а пошел бы развлекаться, чтобы хоть как-то противостоять панике, охватывающей его при мысли, что очередное дело может не сделаться.
На сцене жил добрый розовый человек, ему строила козни его завистливая Тень, и Лобов подумал, что лично ему вроде бы никто никогда не завидовал и не строил козней. Наоборот, ему чаще приписывали, как Гамузов, лишние добродетели.
Бодрова с интересом смотрела спектакль, но сочувствовала она не благородному герою, а его умной, порочной и злой Тени.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Картина Флавицкого