- А кто размножил? Спецкор «Известий» Лисовский, возвращавшийся вместе с нами из Мирного, был автором статьи о розовых облаках, обошедшей всю мировую печать. Он тан и назвал ее - «Всадники ниоткуда». А название действительно придумал Толька. Это он закричал, увидев их из окна самолета: «Всадники! Ей - богу, всадники». «Откуда?» - спросил кто - то. «А я знаю? Ниоткуда». И тут же Лисовский повторил вслух: «Всадники ниоткуда. Неплохой заголовок для статьи». Наш реактивный лайнер летел тогда с ледяного аэродрома Мирного к берегам Южной Африки. В салоне находились возвращавшиеся с зимовки ученые и несколько газетных корреспондентов. Говорили, конечно, о розовых облаках, но не всерьез, а с шуточками, - словом, шла обычная веселая кают - компанейская болтовня. Розовые облака, изогнутые, как бумеранги, появились неожиданно на облачной белесой дорожке, подскакивая и зарываясь в ней. Как всадники в ковыльной степи. Впрочем, сравнивать их, конечно, можно было с чем угодно: форму свою они меняли мгновенно. Шесть или семь из них поднялись нам навстречу, растеклись розовыми блинами, потемнели и обвили самолет непроницаемым багровым коконом. К чести нашего пилота, он не дрогнул, а продолжал вести самолет, как будто бы ничего не случилось: в коконе так в коконе! В кабине наступила зловещая тишина. Все ждали чего - то, опасливо переглядываясь и не решаясь заговорить. Красный туман уже просачивался сквозь стены. Как это происходило, никто не понимал. Казалось, для него не было материальных препятствий или он сам был нематериальным, иллюзорным, существовавшим только в нашем воображении. Но вскоре он заполнил всю кабину, странные багровые затемнения окутали сидевших впереди и позади меня пассажиров. «Вы что - нибудь понимаете?» - спросил меня Лисовский, сидевший через проход от меня. «А вам не кажется, что кто - то заглядывает вам в мозг, просматривает вас насквозь?» - ответил я вопросом на вопрос. Он помолчал, должно быть, соображая, не сошел ли я с ума от страха, потом проговорил, запинаясь: «Н - нет, не кажется, а что?» «Просто туман, ничего не кажется», - сказал кто - то рядом. И мне не казалось. То, что происходило в самолете, ничуть не напоминало по ощущениям случившееся в снегоходе и в палатке. Тогда я чувствовал, будто кто - то или что - то просматривало, неощутимо прощупывало меня, словно подсчитывая и определяя порядок расположения частиц в моем теле. Сейчас этого ощущения не было. Меня окружал просто разлитый в кабине туман, словно подкрашенный кармином воздух, непрозрачный, как мутная вода в банке, не холодный и не теплый, не режущий глаза и не щекочущий ноздри - неощутимый. Он обтекал меня, совсем не касаясь кожи, и понемногу таял или выветривался. Скоро стали видны руки, одежда, обивка кресел и сидевшие рядом пассажиры. Я услышал позади чей - то вопрос: «Сколько прошло? Вы не засекли время?» И ответ: «Нет, не засек, не знаю». Я тоже не знал, может быть, три, может быть, десять минут. И тут мы увидели нечто еще более странное. Попробуйте прищуриться, сильно сжимая веки, и вам покажется, что предмет, на который вы смотрите, начинает двоиться: от него как бы отделяется копия и уплывает куда - то в сторону. То же произошло и со всей обстановкой самолета, со всем тем, что было в поле нашего зрения. Я не смутно, а вполне отчетливо видел, а потом узнал, что это видели все, - как от нашей кабины со всем ее содержимым начал отделяться ее дубликат с полом, окнами, креслами и пассажирами, отделился, поднялся на полметра и поплыл в сто - Йону. Я увидел себя самого, Тольку с гитарой, исовского, увидел, как Лисовский попытался схватить свое уплывающее повторение и схватил только воздух, увидел уже не внутренность нашей кабины, а ее наружную стенку и то, как эта стенка прошла насквозь действительную стенку, как последовало за ней крыло, скользнувшее сквозь нас, как гигантская тень самолета, и как все это исчезло, словно испарилось в воздухе. И все - таки не исчезло, не испарилось. Мы бросились к окнам и увидели такой же самолет, летевший рядом, абсолютно точную, словно серийную, копию, и при этом совсем не иллюзорную, потому что оказавшийся расторопнее всех Лисовский все - таки успел сделать снимок, а на снимке этом, впоследствии повсюду опубликованном, был четко зафиксирован дубликат нашего лайнера, снятый с десятиметрового расстояния. К сожалению, то, что произошло позже, никто снять не успел: настолько быстро, почти молниеносно завершилось это воздушное представление. Вокруг самолета - двойника возник знакомый малиновый кокон, вытянулся, побагровел, из багрового превратился в лиловый и растаял. Ничего не осталось - ни самолета, ни кокона. Помню, из пилотской кабины вышел наш шеф - пилот и робко спросил: «Может быть, кто - нибудь из товарищей объяснит нам, что случилось?» Никто не отозвался, шеф подождал, потом сказал с обидной для нас усмешкой: «Что же получается, товарищи ученые? Необъяснимый феномен? Чудо? Чудес - то ведь не бывает». «Значит, бывает», - ответил кто - то. Все засмеялись. Тогда спросил Лисовский: «Может быть, товарищ Зернов объяснит?» «Я не бог и не дельфийский оракул», - буркнул в ответ Зернов. «Значит, так и написать?» - съязвил Лисовский. «Тан и напишите», - отрезал Зернов и замолчал. Заговорил он со мной об этом после посадки в Карачи, когда нам обоим удалось пробиться сквозь толпу встречавших самолет журналистов: оказывается, наш радист еще в пути послал радиограмму о происшедшем. Пока газетчики с фото - и кинокамерами атаковали команду самолета, мы с Зерновым незаметно проскользнули в ресторанный буфет и с наслаждением заказали прохладительное. Помню, я о чем - то спросил его, он не ответил. Потом, словно отвечая не мне, а каким - то тревожившим его думам, сказал:

- Другой метод моделирования. Совершенно другой.

- Вы о «всадниках»? - спросил я.

- Привилось словечко, - усмехнулся он. - Повсюду привьется. И у нас и на Западе, вот увидите. А смоделировано было все по - другому, - прибавил он. Я не понял.

- Самолет?

- Не думаю. Самолет, наверное, смоделировали полностью. И тем же способом. Сначала иллюзорно, потом вещественно - вся атомная структура в точности. А люди по - другому: только внешняя форма, оболочка, функция пассажира. Что делает пассажир? Сидит в кресле, смотрит в окно, пьет боржом, листает книгу. Едва ли воссоздавалась психическая жизнь человека во всей ее сложности. Да это и не нужно. Требовалась живая, действующая модель самолета с живыми, действующими пассажирами. Впрочем, это только предположение.

- Зачем же было уничтожать эту модель?

- А зачем уничтожать двойников? - спросил он в ответ. - Помните прощание моего близнеца? Я до сих пор этого забыть не могу. Он замолчал и перестал отвечать на вопросы. Только по выходе из ресторана, когда мы прошли мимо Лисовского, окруженного по меньшей мере десятком иностранных корреспондентов, Зернов засмеялся и сказал:

- Обязательно скажет им о «всадниках». А те подхватят. И Апокалипсис приплетут. Будет и конь бледный, и конь вороной, и всадники, смерть несущие, - все будет. Все предсказанное Зерновым сбылось в точности. Я чуть на постели не подскочил, когда вместе с телеграммами о появлении розовых «облаков» на Аляске и в Гималаях Дьячун прочел мне перевод статьи адмирала Томпсона из нью - йоркской газеты. Даже высмеянная Зерновым терминология полностью совпадала с адмиральской. «Кто - то метко назвал их «всадниками», - писал адмирал, - и все же не попал в яблочко. Это не просто всадники. Это Всадники из Апокалипсиса - к такому сравнению я прихожу не случайно. Вспомним слова пророка: «...и вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя смерть; и ад следовал за ним, и дана ему власть над землей - умерщвлять мечом, и голодом, и мором». Американцы поймут, почему я прибегаю к терминологии, более приличествующей кардиналу католической церкви, чем отставному военному моряку. Я вынужден сделать это: слишком уж беззаботно встречает человечество своих незваных гостей». Адмирала не интересовало, откуда явились они, - с Сириуса или с Альфы Центавра. Не волновала его и транспортировка в космос земного льда. Его интересовало появление и исчезновение двойников. Еще в Мирном он выразил сомнение в том, что уничтожаются именно двойники, а не люди. Теперь эта же мысль получала в статье уверенное и довольно агрессивное обоснование. Примечателен был не только смысл, но и самый тон этой статьи - панический и крикливый. Людей, привыкших принимать на веру всяческую рекламную трескотню, статья этого, видимо, неглупого, но явно предубежденного человека могла напугать всерьез. Когда я изложил все эти соображения Тольке, он сказал:

- Статья адмирала - частность. Возникает совсем новая проблема. До сих пор, когда ученые или фантасты писали о вероятности встреч с иным разумом в космосе, их интересовал вопрос о дружеском или враждебном отношении этого разума к людям. А вот о возможности враждебного отношения людей к этому разуму никто не думал. А ведь в этом проблема. Что ж, об этом стоило задуматься. Толька иногда высказывался очень разумно. Я вспомнил, что эта тема была затронута и на совещании в Академии наук.

Они видя, слышат и чуют

На совещание я пришел примерно за час до начала, чтобы проверить проектор, экран и звук: фильм демонстрировался уже с дикторским текстом. В конференц - зале я нашел только Иру Фатееву, которую прочили в секретари особой комиссии по облакам. Между прочим, меня предупредили, что эта Ира - кобра, полиглот и всезнайка. Спроси у нее, что получится, если смочить обнаженный мозг раствором хлористого калия, - она скажет. Спроси о четвертом состоянии вещества - скажет. Спроси о том, что такое топология, - тоже скажет. Но я не спрашивал. Только поглядев на нее, я сразу всему поверил. Она была в темно - синем свитере с очень строгой, абстрактной орнаментовкой, с тугим пучком на голове и в чуть дымчатых очках без оправы - узких прямоугольных стеклышках. За ними, как я вскоре узнал, скрывались умные, внимательные, очень требовательные глаза. Но тогда, войдя, я ее глаз не увидел: Фатеева даже не подняла головы, она что - то писала в большом черном блокноте. Я кашлянул.

- Не кашляйте, Анохин, и не стойте посреди комнаты, - сказала она, по - прежнему не смотря на меня, - я вас знаю и все о вас знаю, поэтому можете не представляться. Сядьте где - нибудь и подождите, пока я не закончу этого экспозе.

- Что такое экспозе? - спросил я.

- Не старайтесь показаться невежественнее, чем вы есть на самом деле. А экспозе совещания вам знать не обязательно. Вас туда не приглашали.

- Куда? - снова спросил я.

- В Совет Министров. Там вчера показывали ваш фильм. Я знал об этом, но промолчал. Прямоугольные стеклышки повернулись ко мне. «Хорошо бы она сняла очки», - подумал я. Она сняла очки.

- Теперь я верю в телепатию, - сказал я. Она поднялась, высокая и стройная.

- Вы пришли проверить аппаратуру, Анохин, натяжение экрана и регулятор звука? Все это уже сделано.

- А что такое топология? - спросил я. Глаза без стеклышек испепелить меня не успели. Помешали участники будущего совещания: они явно не собирались опаздывать. Кворум собрался за четверть часа. Преамбулы не было. Только председательствующий спросил у Зернова, будет ли какое - нибудь вступительное слово. «Зачем?» - спросил тот в ответ. Тогда погас свет, и на экране в голубом небе Антарктики начал набухать малиновый колокол. Когда малиновый цветок проглотил моего двойника вместе со снегоходом, чей - то веселый басок воскликнул:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.