Да, таким был Сергей Лазо - революционер, коммунист, боец. Еще в юношеском дневнике он записал: «Нужно готовить себя к революционной борьбе... приучать себя к лишениям, закалять физически. Нужно овладеть как можно большими знаниями, чтобы передать их потом народу и этим помочь ему в революционной борьбе». С детства, с юности готовил себя Лазо к грядущим боям. Он погиб двадцати шести лет, успев пройти славный путь.... Июнь 1916-го. Лазо, студент Московского университета, призван в армию и направлен в военное училище. Шла империалистическая война. Царизму требовались новые солдаты, которые бы пролили кровь «за царя, за отечество». После училища прапорщика Сергея Лазо направляют в Красноярск, в 15-й сибирский стрелковый полк. Еще в Москве, учась в университете, Сергей работал в солдатском госпитале. Там он написал однажды: «Пусть говорят, что наш русский мужик необразован, но пусть лучше молчат те, кто привык ругать сплеча. Пусть солдаты люди неразвитые, но у них живой ум, они жаждут знаний и поймут их, если облечь в доступные формы». Именно так, как к равным, относился прапорщик Лазо к своим солдатам в стрелковом полку. И солдаты отвечали ему любовью. Там, в Сибири, Сергей знакомится с политическими ссыльными. Крепнут его убеждения. Лазо приходит к выводу, что единственный его путь - революционная борьба. Малоизвестные письма, отрывки из дневников Сергея Лазо восстанавливают биографию славного героя гражданской войны.

Из письма матери

«/5. II. 1917 г. Красноярск.... Много читаю о Сибири, сам наблюдаю, расспрашиваю, особенно про те условия, в которых живут ссыльные. Чем больше становятся мои знания в этом направлении, тем сильнее становятся мои симпатии и здоровой стране, которая не знала рабства, где помещики не развращали крестьян и где в одиноких селах среди России незаметные «политиканы» продолжают свою культурную работу, разыскивают среди народа талантливых самородков. Они главным образом и создали в Сибири могучее кооперативное движение. Я думаю, в моих воспоминаниях Сибирь останется страной здоровой и могучей, где так хорошо можно набраться сил человеку, утомленному нервной суетой нашей жизни. А уж страшного в ней ничего нет. Знакомство с Сибирью, быть может, пригодится когда-нибудь, почем знать?..» Бурный семнадцатый год. Февральская революция. Известие о ней в солдатские казармы первым привозит Сергей Лазо. Его избирают членом Совета солдатских депутатов. В Красноярске созван первый пленум Совета. У здания Совета выстраиваются солдаты. Это Сергей Лазо привел сюда свою часть. От имени солдат он заявил о принадлежности части Советам. На пленуме Лазо становится секретарем Совета, а через некоторое время - председателем солдатской секции Исполкома объединенного Совета. Июнь 1917 года. Лазо в Петрограде, на I Всероссийском съезде Советов. Выступает Ленин. Окрыленный, возвращается Лазо в Сибирь. Впереди трудная борьба, но он готов отдать все за правое дело. «Работа, работа... - пишет он. - Любимому делу жертвуешь не только все свои силы, но не побоишься отдать за него жизнь». В декабре Лазо послан в Иркутск. Там контрреволюционный мятеж. На станции, куда только что пришел поезд, толкучка, смятение. В городе идут бои. Прежде чем отправиться в полк, Лазо пишет несколько строк матери и младшему брату Степе: «Дорогие мои! Милая мама и милый мой Степа! Пишу десятого декабря утром со станции Иркутск, нуда я только что приехал. В городе один за другим время от времени громыхают артиллерийские выстрелы. Сейчас иду в девятый поли и, конечно, сразу попаду на работу, тем более, что меня здесь немного знают. Думал написать тебе отсюда открытку, но боюсь до поры до времени тебя беспокоить, пересылаю это письмо в надежные руки в Красноярске, откуда его тебе перешлют, если что случится... С вещами я уже распорядился. Все личные бумаги, дневники и т. д. перешлют вам по почте. Я их всецело посвящаю Степе и все дневники, которые лежат в письменном столе в Кишиневе; чужие письма постарайся по возможности отослать адресатам или уничтожить. Передай мой братский поцелуй Боре. Думаю, Степа, ты тоже будешь революционером, как твой брат. Крепко целую. Сергей Лазо. 10. XII 1917 г., Иркутск». В Иркутске Лазо назначен комендантом города. Огромная, серьезнейшая работа. Задача - ликвидация последствий мятежа, установление Советской власти, охрана города. Это письмо, посланное из Иркутска, звучит как исповедь революционера. Он полностью захвачен борьбой, новым важным делом. Два процесса происходят в нем: строительство новой жизни и строительство самого себя - деятеля нового государства. Умение управлять страной, страной рабочих и крестьян не придет сверху. Нужно учиться, учиться и учиться. Нужно смело браться за самые сложные дела, ибо только так можно научиться искусству управлять государством... «25 декабря 1917 года, г. Иркутск. Дорогая мама! Пишу второе письмо из Иркутска. Возможно, первое не было получено, так как я его послал без марок. Поэтому вкратце сообщу пережитое за это время. 5 декабря я уехал в Ачинск и Канск - уездные города Енисейской губернии, а оттуда по делам Исполнительного Комитета в Иркутск. Я приехал туда 10 декабря в разгар боя революционных солдат с юннерами, который поднялся из-за введения в городе и в округе Советской власти. Через Несколько часов после приезда я был с винтовкой в руках на передовой линии. 20 декабря был выбран Военно-революционный комитет и я утвержден Окружным бюро Советов Восточной Сибири комендантом города Иркутска с правами начальника гарнизона. Пришлось налаживать заново жизнь гарнизона. Прежде всего прошла приемка оружия и увольнение юнкеров. Потом пришлось налаживать охрану города, караульную службу и т. д. Чем дольше живу в Иркутске, тем больше втягиваюсь в работу и, очевидно, надолго останусь здесь. Вошел в Центральный комитет Советов Восточной Сибири. Со своими новыми обязанностями справляюсь без особенного затруднения. На свою новую должность смотрю только как на временную; как только наладится работа в гарнизоне, подыщу себе преемника и займусь чисто советской работой в Иркутске. Много пришлось пережить за это время. Здесь впервые выходишь на арену действительности революционной борьбы. Красноярск был, в сущности, хорошей школой, так как оппозиция к власти Советов даже среди сибирского крестьянства, которое теперь отлично организовано, была все время ничтожна. В Иркутске, конечно, обстановка иная. В эти дни, когда в городе трещали пулеметы и винтовки и шла непрерывная канонада, разрушались здания, подымались пожары, в эти дни у меня не было ни жалости, ни чувства страха перед этим разрушением, нет этих чувств и теперь. И не потому, что я человек жестокий, а потому, что мы, социалисты, понимаем, что это открытая борьба, это стремление порвать те цепи, которые долгие годы угнетали народ, разрушить те базы, которые служили источником неисчислимых страданий. И я не закрываю глаза, я лучше, чем кто-либо другой, знаю громадную разруху жизни в России, но и последняя не повергнет меня в уныние. Мы видим наряду со старым, которое рушится безвозвратно, мощные ростки новой жизни. И пусть все упрекают Советы в тех бедствиях, которые происходят, я не брошу этого упрека им. Наоборот, Советы, и они одни, могут дать выход из положения. Идет великое разрушение. Старое падает тем решительнее, чем сильнее и основательнее подгнило в своей основе. И где были те, которые бросают нам упрек, во все годы войны, воины, порожденной противоречиями нашего уклада жизни? Не они ли призывали к новым и новым потокам крови? Ну да все равно. Вопрос решается не спорами, а классовой борьбой. В Иркутске стоит на редкость теплая погода, т.е. не опускается ниже -20°, днем - 8-10°. Красавица Ангара все еще не стала. Круглые сутки ослепительное солнце. Пиши, что делается у вас в Бессарабии. Какова политическая ситуация? Из газет трудно вынести определенное мнение. Как прошли выборы в Учредительное собрание? Что делается сейчас у вас? В своих письмах ты очень мало пишешь об этой стороне жизни. Что теперь с Борей, где он, что делает? Как себя чувствует Степа? Как идут его занятия? Чем он интересуется? Вообще, как поживают наши бессарабцы, наши «славные дворяне», которым, увы, мало помогает геральдика и знатное происхождение? Мне теперь даже как-то странно и представить себя в прежней обстановке с ее сложившимся укладом, с ее предрассудками. Жизнь заставляет по-прежнему думать над рядом вопросов, несколько и над самой жизнью. Теперь все переживаешь иначе, глубже, сосредоточеннее, спокойнее. Но главное, основные положения, во имя которых работаешь, - неизменны. И пусть народ не организован, мы не положили рук. И нам, революционерам, если только мы искренне работаем, конечно, приходится переживать минуты тяжелого раздумья и сомнений, но после них выходишь с новыми силами. Не ударило мне в голову и вино нового положения, несмотря на то, что в моем распоряжении сейчас отличный автомобиль, сам я живу скромнее, чем когда бы то ни было, живу в общежитии Центросибири, и сегодня первый день с 4 декабря, когда я могу лечь раздетым. Жизнь строится, новая жизнь, и строится как-то иначе, чем ее направляло течение вещей, и ближе к тем задушевным мечтам, которые носил с раннего детства. Твой Сергей». «Идет великое разрушение. Старое падает тем решительнее, чем сильнее и основательнее подгнило в своей основе... Вопрос решается не спорами, а классовой борьбой» - так он пишет матери. Слова зрелого коммуниста, убежденного революционера. Но прочитав эти слова, мы вправе спросить: как стал Лазо таким? Как он пришел к этому? Действительно, как? У его родителей было поместье, и хотя они были людьми, настроенными демократически, само социальное происхождение относило их к представителям господствующего класса. Нелегкой была дорога Сергея Лазо к идеям революции. Нелегкой, но прямой. И чтобы яснее было, как стал Лазо убежденным революционером, давайте сделаем отступление. Отступление в юность Сергея Лазо. И в те годы поведет нас сам Сергей, который написал в Сибири своеобразный дневник-размышление о своем детстве, юности. И в этом дневнике весь путь его осознания мира. «... Я рано дошел до мысли, что не в явлениях природы, как в таковых, лежит корень зла, а в организации труда, которая предоставляет каждого своим собственным силам. В одном из дневников того времени я противополагал друг другу, с одной стороны, то угнетение, которое испытывают сельские хозяева, когда их постигает неурожай, и ту неразумную радость, которая овладевает ими при большом урожае. Эти два противоположных явления представились мне как действия одной и той же причины: неорганизованности труда, того, что недостаток и избыток распределяются между отдельными хозяевами случайно и неравномерно...... Пылкое воображение уже нарисовало светлыми красками картину коммунистической жизни городов и деревень. Этим мыслям я отдавался со страстью и иногда часами раздумывал над мелочами этого лучшего строя. Попутно я связывал возможность его осуществления с великими научными открытиями, авторы которых не продадут их капиталистам, а отдадут безвозмездно народным массам. Такого рода открытия и социальные преобразования казались мне тесно друг с другом связанными. И я совсем не отдавал себе отчета в той борьбе, без которой немыслимо никакое социальное преобразование. И я уже считал себя непременно одним из работников на этом пути...» Классовое сознание... Эти слова не были для Лазо сухой, чуждой формулой. Он осознавал это своей жизнью, он понял это сердцем. «... Переход на сторону пролетариата, - пишет он, - означает тем самым не менее бесповоротный разрыв с той средой, которая тебя вырастила и воспитала...» Чтобы стать революционером, а тем более революционером-вожаком, нужна непримиримость. Классовая непримиримость. Вот как воспитывал ее в себе Сергей Лазо... «В студенческие (да и гимназические) годы я не раз испытывал стремление пожертвовать избытой денег, который у меня был, а также отдать свои силы служению другим. Но из этих искренних филантропических попыток мало что выходило. Меня также тяготило сознание того, что у меня есть собственность, но я не знал, как с ней поступить, я чувствовал свою беспомощность, неприспособленность к практической жизни. А выход был простой: нужно было отказаться от всего, от всех тех благ и от всех зол того строя, в котором я вырос. Нужно было безоговорочно сказать, что там нет ничего моего и, следовательно, мне не с чем рассчитываться...... Нужно дать себе вполне ясный отчет, что бесповоротный (а он только таким и может быть) переход на сторону пролетариата означает тем самым не менее бесповоротный разрыв с той средой, которая тебя вырастила и воспитала; она, эта среда, исключая единичных лиц, которые благодаря уму или личным связям сумели сохранить личные отношения, - эта среда для тебя безвозвратно умерла, а ты в ее глазах стал преступником...... Если ты не хочешь, чтобы тебе была суждена судьба городского обывателя, который чувствует себя неловко вне своей квартиры и привычного места службы, если ты не хочешь превратиться в трусливое животное, готовое поступиться своими мыслями и вступить в сделку с совестью, лишь только ему угрожает опасность и лишения; если ты хочешь быть господином и самого себя и своих поступков - приучай себя к труду и закаливай себя лишениями, - пусть тебя не страшит суровая жизнь, наполненная физическим трудом. Ты должен не только в совершенстве изучить свою специальность, но должен знать какой-либо труд или ремесло. Сочетать последнее с разносторонним развитием вполне нам по силам. В сильном и здоровом теле человек всегда чувствует себя спокойнее и лучше, и у него появляется какая-то беззаботность и уверенность в себе...... Чтобы иметь хорошие мускулы, их нужно упражнять не только гимнастикой и спортом, но и настоящим трудом. Вообще я думаю, что для студента-технолога нетрудно незаметно изучить как слесарное дело, тан и умение управлять машинами. Никто не может знать заранее, в каких условиях ему придется жить, и нужно быть готовым, чтобы во время всяких передряг не быть застигнутым врасплох. Также полезно уметь хорошо плавать и, главное, хорошо и много ходить пешком. Например, чтобы без подготовки сделать туда и обратно по 300 верст. Привычка к работе и лишениям сделает тебя своим человеком среди трудящихся и обездоленных, рассеянных по всем уголкам нашей планеты... Способность отдаться всецело чему-нибудь цельному, большому делу, вложить в него все силы. И, наконец, умение работать: умение исполнять, когда это нужно, и скучный и неинтересный труд... Поскольку уже знаем, какая зависимость существует между внешним строем и нашим развитием, поскольку мы познали влияние общих условий жизни, коллектива, класса на каждый входящий в него индивид, поскольку мы не можем не рассматривать себя, как часть этого единого целого; и каким смешным должно казаться всякое отделение своей судьбы от судьбы того коллектива, к которому мы принадлежим... Однажды в Питере я задал себе вопрос: кто же я такой? Кем я хочу и кем я должен быть? С чем я должен при этом считаться? Со своими ли мыслями, выстраданными убеждениями или с чем-то другим?! Не совершу ли я преступления перед своим дальнейшим развитием, если хоть в малой степени в выборе своей деятельности я буду чувствовать принуждение родной -среды. И тут мысль, яркая и сильная, возникла в голове: ты должен отрешиться от всего, стать человеком «без имени, без роду и племени» и решать сам на основании своих знаний и стремлений, кем ты должен быть... Какое великое счастье, что я вырвался, стал в стороне от той среды, которая меня вырастила. Пусть зависимость от родного дома была внешне сильна, но изнутри она умерла. Достаточно было этой внешней зависимости оборваться, как жизнь сразу пошла по-новому. Всем существом моим тогда овладело стремление к знанию и стремление к действию, оба они были нераздельными и в настоятельной степени требовали проведения в жизнь. Ради этих стремлений я готов был пожертвовать и жертвовал удовольствием и личным счастьем...» Но вернемся в Сибирь... Идет гражданская война. Идет война за власть Советов, за Страну Советов. Второй Всероссийский съезд Советов дает Лазо чрезвычайные полномочия по борьбе с контрреволюцией. Лазо - командующий Забайкальским фронтом. В письме матери о своей военной работе он пишет как о необходимом, но временном деле. Его мечта - работать в Советах, строить новое государство. Но партия требует, и он становится умелым военачальником, политическим руководителем. Он выступал перед рабочими, агитировал, создавал новые отряды, дрался с бандами белогвардейца Семенова. Вот что писал он о боях с семеновцами, обращаясь к красноармейцам: «Бюллетень 25 июля 1918 года. Разъезд 85-й.... Теперь все узрели вранье Семенова, никто ему не верит; банды Семенова разбегаются, китайцы побросали оружие н ушли; даже офицерство, самый надежный до сих пор элемент, стало подозрительно для Семенова. Передают об организующихся офицерских заговорах против Семенова, над которым установлена постоянная слежка со стороны офицерства, дабы он не мог убежать с награбленными деньгами, не поделив между всеми. Несколько раз китайцы стреляли по Семенову, но последний под градом пуль убегал, причем был убит адъютант. Китайские власти, видно, тоже недовольны Семеновым. Китайская делегация обещала обезоружить Семенова, для чего им необходим только известный срок. Она подтверждает все вышесказанное о Семенове. За последнее наступление перебежчики передают, что убита и ранена масса семеновцев. Живут тревожно; каждый офицер с собой носит штатское платье, чтобы в критический момент переодеться. Прошлое воскресенье паника охватила всех семеновцев. В Маньчжурии офицеры гримировались и переодевались даже в японские костюмы. Разнеслась молва, что большевики захватывают Маньчжурию». Семеновцы разгромлены. Летом 1918 года Лазо вступает в партию. Вот что написал он в заявлении: «С конца 1916 года я участвовал в революционной работе. После победы революции я с оружием в руках защищал и защищаю советскую власть. Я давно уже пришел к заключению, что только большевистская партия способна повести за собой массы и закрепить победу революции, в чем я ей всеми силами помогал и помогаю». Осень 1918 года. Началась интервенция. Силы оказались неравные. Решено: всем уйти в подполье, готовить силы к новой, решающей атаке. Сергею Лазо поручено расформировать боевые отряды революции. То, что создавал собственными руками, ликвидировать. Трудно, больно, но выхода нет. Бронепоезд с небольшим отрядом бойцов во главе с Лазо отступает, взрывая за собой мосты, сдерживая наступление врага. И вот взорван бронепоезд. Теперь - в тайгу. Вот как вспоминала об этом жена Сергея Лазо - Ольга Андреевна: «Наступила минута прощания. Последняя воинская часть распускалась.

- Враг временно оказался сильнее. Мы отступаем, но наша победа придет, она не за горами, - сказал Лазо, прощаясь с бойцами. - Разойдитесь по деревням и поселкам, готовьтесь к новой борьбе. На следующую ночь Сергей Лазо, я и небольшая группа работников Забайкальского фронта двинулись по Якутскому тракту в тайгу, чтобы на время скрыться от врага и замести следы. В тайге долго оставаться было нельзя, наступали холода, не было связи с населением. С огромными трудностями небольшими группами начали выбираться из тайги. Почитав газеты, немного узнав обстановку, мы решили пробираться во Владивосток, где образовался центр интервенции и завязался узел борьбы с ними. Нелегко было проехать по железной дороге в условиях жесточайшей реакции, но все же в конце 1918 мы добрались до Владивостока. Главные улицы города кишели интервентами и белогвардейцами. Лучшие дома, гостиницы, рестораны были захвачены иностранцами. Они чувствовали себя хозяевами и строили планы эксплуатации богатств Дальнего Востока и Сибири. Но Владивосток являлся также большим промышленным центром. Рабочие с первых же дней после временного падения Советов начали вести ожесточенную борьбу с белоинтервентами, срывая все их мероприятия. Борьбой трудящихся руководила коммунистическая партийная организация, находящаяся в подполье. Мы обосновались в Голубиной пади - рабочем районе города и вскоре наладили связь с владивостокской партийной организацией. Сергей Лазо вошел в состав Владивостокского подпольного комитета партии. Партийная организация скрывала Лазо в глубоком подполье, так как белогвардейцы охотились за ним. Выходил Сергей из дома только ночью, виделся с товарищами в безлюдном переулке, подальше от своей квартиры. Для хозяина Сергей Лазо был скромным чертежником, которому приносили работу домой. На столе у него лежала чертежная доска, готовальня, калька, а в тайниках стола - книги о русско-японской войне и работы Маркса и Ленина...» Изучение теории и тактики революционной борьбы - важная часть работы в подполье. Сохранился список книг, которые изучал Сергей Лазо в дни временного отступления. Среди них работы Маркса, Энгельса, Ленина, книги Жан-Жака Руссо, философские сочинения Шопенгауэра, Фихте, Вольтера, книги Чернышевского, Герцена, Горького... Тут же «Руководство железнодорожного машиниста, мастера депо и его помощника».... Весна 1919 года. Красная Армия начала наступление на Колчака. Пришло время вновь начинать борьбу. Партия поручает Лазо командование партизанскими отрядами Приморья. Зимой - подготовка восстания против колчаковцев. Лазо возглавляет штаб по подготовке восстания. В эти дни он записывает в дневнике «31 декабря 1919 года, Владивосток Итак, Новый год настал. И в голове уже роятся воспоминания прошлых лет, пережитых годовщин. Как не схожи они были между собой... Вспоминаю... Один в забытом углу глухой деревни за изучением любимой химии. Затем Но вый год в городе, и все дома уныло и незаметно. Мама с советами пораньше идти слать. Но вот, хоть и не оторвавшись от родного дома, я как будто стал свободным; Новый год проходит радостно у других, в большом старинном доме, где есть «близкие». Потом... потом с каждым годом все более тускло горит жизнь, это не яркий огонь, а небольшое пламя светильника, и даже трудно разглядеть, как проходит этот Новый год несколько лет подряд. И если различаются чем-нибудь эти унылые годы, так разве только тем, что в последний из них я был взаправду болен. Но вот старое оборвано внешними событиями, для которых семейный гнет оказался легкой паутиной, и легче от этого. Итак, я где-то далеко, за тысячи верст, на дворе сибирский мороз, а ты, вернувшись с «обязательной» встречи, торопливо пишешь несколько строк, и хочется излить в них всю горечь души, больной бездействием... А весь следующий день в бурю и непогоду ты осматриваешь окрестности, ходишь по замерзшей безлюдной реке, чуть не обрываешься с обледенелой скалы и с какой-то дрожью впервые входишь в тайгу и ищешь в этой новой природе «своих» линий и красок... Еще через год работа и работа, и с удовлетворением чувствуешь, что любимому делу жертвуешь не только все свои силы, но не побоишься отдать за него жизнь. Теперь снова затишье... бывает такая тишина перед грозой, а в ее безмолвии слышатся стоны и рыдания. Неужели там, где раньше все росло, теперь забытая нива, где колосья безжалостно обрезаны грубой рукой, и вспоминается песня, где говорится, что лучше погибнуть в неравной борьбе... Одни дают мало, но они дают все; другие дают много, и они ничего не дают. Кто дал больше?.. Те, кто делает революцию наполовину, лишь роют себе могилу». В конце января 1920 года власть в Приморье снова принадлежит народу. Сергей Лазово главе Военного Совета. Незадолго перед этим в его записной книжке появляются такие строки: «1 января 1920 года. В эти напряженные дни подготовки восстания, когда приходилось работать круглые сутки, вырывая случайные свободные часы для сна, в эти дни не чувствуешь усталости, работа захватывала, иногда даже просто было как-то неудобно отдохнуть, когда знаешь, что еще что-то нужно сделать, к кому-то надо сходить. Товарищи по квартире, у которых мы работали, удивлялись такой работоспособности и не раз говорили об этом. Они простые обыватели, привыкшие в определенные часы ложиться и вставать, привыкшие к определенным часам работы, не испытавшие, наверное, того подъема тех сил, которые дает работа, подходили и ко мне и к другим с этой обывательской точки зрения. Эти люди твердили мне скучную мораль о восьмичасовом сне и необходимости отдохнуть... Я не знаю, как лучше передать ощущение этих минут. Я бы сказал, где найден закон, который говорит, что человек должен спать восемь часов, который отрицает возможность сделать завтра в два раза больше, чем было сделано вчера. Но есть другой закон, много раз подтвержденный жизнью, о том, что в работе и борьбе крепнет и растет человек...» СИЛЫ молодой Республики Советов на пределе. ЦК партии дает указание: всячески избегать конфликтов с японскими империалистами, сделать все, чтобы избежать войны на востоке. Начались переговоры с японским командованием. Однако у японцев другие планы. Во время переговоров, нарушив все международные правила, они начинают военные действия. За несколько часов были уничтожены сотни людей. Захвачен Военный Совет. А через несколько дней японцы сожгли Сергея Лазо и членов Военного Совета Всеволода Сибирцева и Алексея Луцкого в паровозной топке. Незадолго до своей смерти Сергей Лазо заполнил анкету владивостокской организации большевиков. На вопрос, какую часть дня отдаете партийной работе, он ответил: «Все свое время». Он отдал партии всю свою жизнь, погибнув как настоящий коммунист и настоящий герой.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.