Тридцать пять лет назад первые сотни комсомольцев высадились в глухом таежном углу на берегу Амура. Кто из этих ребят думал тогда, что, корчуя вековые пни, замерзая в шалашах, борясь с комарьем и цингой, они со всем своим неустроенным бытом и тяжким трудом первостроителей принадлежат истории, что об этой горстке людей будут созданы песни, романы, фильмы, что само название города, воздвигнутого ими, станет символом комсомольского героизма! Сегодня мы празднуем не просто торжественную - историческую дату. Традиции создания города на Амуре, традиции первой комсомольской стройки воплотились в Талнахе и Братске, Абакан - Тайшете и Ангарске. Да нет ни одного нынешнего молодежного строительства, не связанного родственно со славными днями 1932 года! 10 июня 1967 года Указом Президиума Верховного Совета СССР город Комсомольск-на-Амуре награжден орденом Ленина. В 1931 году я работал главным инженером Магнитостроя. Поздней осенью этого года на Магнитку неожиданно приехал К. Е. Ворошилов. Он возвращался с Дальнего Востока, где по поручению Политбюро Центрального Комитета партии и правительства совместно с руководителями края намечал пути индустриализации этого огромного, самого отдаленного района нашей страны. По указанию ЦК партии в первую очередь надлежало соорудить судостроительный завод. Климент Ефремович подчеркнул особую важность и срочность этого строительства для укрепления обороноспособности дальневосточных границ и подъема экономики края.

- Площадка для строительства выбрана в 14 километрах от Хабаровска, в селе Воронежском, у зимней стоянии Амурского речного флота. Там имеются ремонтно-механические мастерские, которые будут переданы строительству как его подсобная база. Рассказав об этом, Климент Ефремович просил согласия на выдвижение моей кандидатуры на должность начальника этого строительства. Вскоре я был вызван в Москву. В один из январских вечеров 1932 года мы с женой собрались в театр. Уже на пороге я услышал телефонный звонок. Начальник Главпромстроя сказал, что только что ему звонил из ЦК нарком Орджоникидзе, просил разыскать меня и вместе немедленно приехать на заседание Политбюро. В Кремле для нас были уже приготовлены пропуска. Дежурный секретарь обещал сейчас же доложить Орджоникидзе о нашем прибытии. Через несколько минут к нам вышел Серго и сказал, что вопрос, на который мы вызывались, рассмотрен уже и я назначен начальником строительства на Дальнем Востоке. Никаких подробностей нарком не сообщил, так как торопился обратно на заседание, только обязал меня на следующий день, в 9 утра, быть у него в наркомате. Назавтра Григорий Константинович рассказал мне в общих чертах о планах индустриализации Дальневосточного края, строительстве там ряда заводов, в том числе судостроительного. Он сказал также, что я должен через три дня выехать в Хабаровск. Меня волновал вопрос о рабочей силе. Я знал по опыту, что среди контингентов, привлекаемых по оргнабору, попадается немало людей случайных, которые стремятся на ту или иную стройку за длинным рублем, но, столкнувшись с трудностями, легко покидают ее. Можно было предвидеть, что на нашем строительстве, особенно на первых порах, мы встретимся с немалыми трудностями всякого рода, и чтобы не испугаться их, нужны устойчивые кадры рабочих. Такими сознательными рабочими были бы комсомольцы. На Магнитке и на других стройках я видел, как самоотверженно трудится комсомол, какую наступательную энергию вносят комсомольцы в каждое дело. Я изложил Серго свои опасения и соображения и просил поддержать ходатайство о срочной мобилизации комсомольцев. Съездив в Ленинград и ознакомившись в «Союзпроектнефти» с разработанным вчерне генпланом застройки, я вернулся в Москву и стал подбирать людей. Когда люди узнавали, что работа предстоит нелегкая, число энтузиастов Дальнего Востока не уменьшалось, а росло. Весь день в конторе «Дальпромстроя» толпился народ. Одними из первых появились трое комсомольцев-друзей: Лев Качаев, Сергей Шеф-телевич и Амояк Аствацтурьян, которого все называли Амо. Мне они были хорошо известны по работе в тресте «Заводстрой». Качаев был техником-конструктором, шефтелевич - инструктором по труду, Амо заведовал светокопиро-вальней. Собираясь на Восток, я разыскал ребят и предложил им ехать на очень интересную и важную стройку. Тройка из «Завод-строя» готова была к немедленному отъезду. Ребята сразу же помчались за путевками в ЦК ВЛКСМ. Это были, наверное, первые путевки на нашу стройку. В начале февраля от Ярославского вокзала отошел поезд с первой группой строителей. Ехали пока без семей, в походном порядке. Тут были: главный инженер строительства К. П. Марченко, начальники: Промстроительства - В. Н. Вайнтрауб, проектной группы - А. Л. Жарн, технического отдела -А. В. Сидоров, дорожного строительства - А. С. Гаврилов, начальник стройучастка И. К. Массиондз и ряд других специалистов. Вагон стал, в сущности, управлением строительства на колесах. Тут рассчитывались потребности в материалах, оборудовании, рабочей силе, разрабатывался план организации работ и тому подобное. Перевалили за Урал. Началась Сибирь. Белая равнина без конца и края, с редкими селениями, днем почти невидимыми в крутящейся мгле, а ночью обнаруживавшими себя убегающими красноватыми огоньками. Ну, а места, куда мы держим путь? Мы знали: Хабаровск, Николаевск-на-Амуре и где-то между ними - наш будущий завод и поселок. Да, пока поселок, большее не замышлялось тогда. Мысль о городе возникла потом. Где-то около Читы нас догнали две правительственные телеграммы. В первой предлагалось перенести стройку в сторону Николаевска-на-Амуре. Во второй телеграмме сообщалось, что Центральный комитет комсомола начал мобилизацию шести тысяч комсомольцев для нашей стройки. «Шесть тысяч! - восклицали в вагоне. - С такой армией можно горы своротить». Мы еще не знали тогда, что будущим молодым строителям придется сворачивать горы в буквальном смысле, что на их долю выпадет еще более трудное и героическое. Телеграмма о переносе строительства произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Все надо было начинать сначала, продумывать и разрабатывать вновь, не имея для этого исходных данных. С переносом строительства изменялись и сроки его. Какой срок будет и должен быть установлен? Едва поезд пришел в Хабаровск, как меня пригласили к Яну Борисовичу Гамарнику. Он был назначен председателем комиссии по выбору нового места для строительства завода.

- Такое место, - сказал он, - ориентировочно намечено у селения Пермское, в 400 километрах вниз по Амуру. А окончательно решим на месте.... Вот и Пермское. Для завода нужна была большая акватория. Тут она имелась. Амур в этом месте широк, образует большую излучину. Кроме того, в полутора километрах два озера: Большие и Малые Силинки. Если соединить их каналом с Амуром, - лучшего места для нашего завода не придумаешь. Осмотрели Пермское, расположенное на левом, возвышенном берегу Амура. Небольшое это селение (360 жителей) было основано в середине прошлого столетия пермяками, откуда пошло и название. Добротные избы, крепкие надворные постройки - леса кругом сколько хочешь, - у каждого хозяина небольшой огород, но главное занятие - охота, рыбная ловля, а кроме того, жители заготовляли дрова для пароходов, зимой гоняли почту по тракту. Тем временем поток молодых строителей, поднявшихся по призыву ЦК ВЛКСМ, все возрастал. Прибывали вагоны и целые эшелоны с людьми из Москвы, Нижнего-Новгорода, Иванова, Ростова-на-Дону, Краснодара, с Украины, Кавказа... Где расселить людей и как их использовать? До Пермского раньше открытия навигации не добраться, а еще только март. Вместе с краевыми организациями решили распределить пока прибывающих на местные хабаровские предприятия. Логично, но для молодежи не убедительно, она разочарована. Недели ехали в теплушках, рвались на эту не существующую еще, но уже овеянную романтикой стройку и вдруг услышали:

- Поедем на машиностроительный или (еще более прозаично!) на хлебозавод;.. Но тут появлялся Лева Качаев. Его светящиеся добротой глаза обезоруживали самых голосистых крикунов. Неразлучные друзья Лева, Сергей и Амо стали, в эти дни вожаками молодежи. Самая трудная работа легла на плечи Качаева - встречать и устраивать приезжающих. Лева встречал, устраивал с жильем, питанием, работой и даже с баней, встречал днем и ночью, без шума, с неизменной ласковой улыбкой, хотя сам валился с ног от усталости и бессонных ночей. Часть комсомольцев во главе с первым секретарем комитета комсомола строителей Сергеем Шефтелевичем осела в Воронежском. Когда первоначально это место избрали под строительство завода, решено было построить там бараки на 5 тысяч человек и все необходимые бытовые службы. К моменту переноса строительства в Пермское там было возведено несколько бараков. Ребята помогали ремонтировать суда, строили баржи. Приобретенный опыт очень пригодился, когда в недалеком будущем они стали мастерами судостроения на своем заводе. Шестого мая 1932 года от Хабаровска вниз по Амуру отплыла небольшая флотилия: пароход «Коминтерн», на буксире у него баржа - бывший плавучий дом отдыха «Клара Цеткин», щедро уступленный нам амурскими речниками, и в кильватере пароход «Колумб», в названии которого как бы символизировалась вся наша экспедиция. Первые девятьсот комсомольцев открывали для себя и для советской страны малоизвестный уголок, чтобы заложить еще один центр социалистической индустрии. Мы вышли из Хабаровска, едва там прошел лед.

- Рано! - предупреждали нас. Никогда в это время навигация тут не открывалась. Ждать больше нельзя было. И так срони были сжаты до предела, а тут еще многие комсомольцы, почуяв весну, стали покидать свои временные места работы и прибывать в Хабаровск. Предостережения были обоснованными. Мы оказывались в окружении обширных ледяных полей, их впору было разбивать ледоколом. Его роль выполнял «Коминтерн», действуя не столько ударной силой, сколько маневром. Льдины отталкивали баграми, и мы медленно продвигались вперед, На пятые сутки, десятого мая, сквозь туман показались черные избы Пермского. Началась разгрузка. Согнувшись под тяжестью мешков, ящиков, кип, тюков, связок, носилок, сновали по сходням молодые люди, в большинстве юноши, иные обросшие щетиной, у других лишь пушок на губе, перекидываясь шутками, переругиваясь, если кто застревал на пути. Девушек в этом первом отряде не было, если не считать нескольких девчонок, пробравшихся тайком на один из пароходов. Их почти не было и в следующих партиях. Может быть, это было наивно, но тогда нам казалось, что неизбежные и немалые трудности освоения первобытной тайги должны лечь только на плечи мужчин. Массовый приезд девушек в Комсомольск начался, как известно, позже, по призыву Валентины Хетагуровой. С утра 11 мая начался штурм тайги. Тем временем выявились неполадки с хлебом. У нас были две пекарни, но не нашлось пекарей, умеющих обращаться с ними. Пришлось обратиться к хозяйкам Пермского. Большинство крестьян в выпечке хлеба не отказали. Но кулаки, державшие в кабале всю деревню и нещадно эксплуатировавшие нанайцев, демонстративно отказывались от какой-либо помощи строителям. Пока не оборудовали своей пекарни, пришлось прибегнуть н следующему: в четырех деревнях между Хабаровском и Пермским оставляли муку и следующим рейсом забирали хлеб. Еще в апреле экспедиционная группа заложила первый рубленый дом, начала возводить бараки. Но пока не был поставлен лесозавод, о массовом строительстве не могло быть и речи. Рабочие все прибывали, и появились землянки. Большое распространение получили шалаши. Мне запомнилось фото шалаша Ленина в Разливе, и я подумал: почему бы и нам не построить шалашей? На нашем, левом берегу Амура было как раз много тонкомерного леса, пригодного для «шалашестроения». Переплетенные ветвями и обмазанные глиной, крыши-стены шалашей хорошо защищали от непогоды, и в них было даже теплей и уютней, чем в иных палатках, особенно тех, которые натягивались из обыкновенного полотна, а не специального брезента. Не всем повезло: началась полоса дождей, и там, где глина не успела высохнуть, крыши поползли. Но в общем шалаши сослужили свою службу. До 300 шалашей - целый городок вписался в пестрый пейзаж будущего Комсомольска. Досок и реек вначале тоже не было, и нары стали плести из ветвей на манер носилок, а стойками служили крепкие ветки с раздвоенными концами. Словом, голь на выдумки хитра. В настоящее время то и дело читаешь в газетах: на такой-то строительной площадке сооружены дома для строителей, столовая, магазин или магазины, баня, клуб, детсад, проложены дороги и другие коммуникации, приступлено к промышленным объектам. В те годы, годы первой пятилетки, дело обстояло иначе. Закладывался фундамент социалистической экономики, и возвести его надо было как можно скорее. Поскорее вырваться из вековой отсталости, овладеть новыми производствами, оседлать новую технику, укрепить оборонную мощь страны, сделать ее неуязвимой для врагов. Таково было веление времени, оно диктовало темпы. Большой судостроительный завод надо было возвести на пустом месте, вдали от железной дороги за восемь месяцев. Таков был план. Он требовал от строителей известных жертв, и молодежь в своем большинстве сознательно шла на это. Я могу назвать множество имен первостроителей Комсомольска, простых ребят, чье мужество, скромность, весь нравственный облик оказывали большое влияние на весь коллектив. Первый, кто приходит на ум, - это Иван Сидоренко. Он ничем внешне не выделялся среди других, разве что аккуратностью в одежде, подтянутостью. Долгое время никто не знал, что это тот самый Сидоренко, о котором недавно писали все газеты, который поставил мировой рекорд по укладке бетона на строительстве Харьковского тракторного завода. Он сам это тщательно скрывал. Знаменитый бетонщик брался за любое дело, самую черную работу, какая в тот момент была нужней всего на стройке. Сидоренко не только отлично, споро, весело работал - он чувствовал себя хозяином этой еще суровой, но такой величественной и прекрасной стороны, видел себя коренным жителем будущего города - и стал им. Но еще больше, чем внешность города, его занимали будущие граждане, нынешние строители. Ему хотелось, чтобы они были достойны нового социалистического города. Узнав, может быть, от московских друзей о производственно-бытовых коммунах, он загорается этой идеей и, как во всем, сам первый организует такой коллектив. Его примеру последовали другие. Прохожу как-то еще в первые дни по поселку и натыкаюсь на «холодную парикмахерскую» под деревом, шутливо названную «Венским шиком». Таким же образом возник «холодный сапожник» и портняжная мастерская. Все это дело рук Амо. На него легли коммунальные обязанности, прежде всего подыскание жилплощади для продолжающих прибывать строителей, что требовало большой изобретательности. К новому строительству пока нельзя было приступить, так как не было строительного леса. Но вот однажды над поселком, отдаваясь эхом в тайге, пронесся пронзительный свисток, возвещавший о рождении первого промобъекта - первого лесопильного завода, если так можно было назвать смонтированные под открытым небом две пилорамы. Как бы то ни было, строительный лес появился. Заводу нужно было только сырье, а бревна лежали неподалеку, в Силинском озере, но доставить их было не на чем. Выход был один: построить узкоколейку. Трудно было поверить, но к концу второго дня ветка была готова. Ее построила бригада Сергея Клочкова. Первое бревно подводили н раме, как невесту под венец. Первая продукция пошла на обшивку самого завода. Через некоторое время он был пущен на полную мощность - в четыре пилорамы. Теперь подавай только лес. Само строительство его заготовляло и сплавляло молем, то есть врассыпную. При этом способе на небольших реках, а такой была Силинка, случаются заломы. Не миновал он и нас. Попав в стремнину быстрой речки, бревна стали поперек течения, следующие, взгромоздясь на них, уткнулись в берега, дно, и хаотический завал рос и рос на глазах стоявших тут в беспомощности людей. Одно тут спасение - выбить застрявшие бревна. Но кто полезет в этот кипящий бревноворот?! Все обомлели, когда увидели, что какой-то парень, сжав зубы, ни на кого не глядя, с топором в рунах пошел по бревнам и исчез в них. Потом услышали глухой стук, и бревна устремились в освободившуюся протоку. Никто не сомневался, что смельчак погиб, а он выбрался на берег, изрядно помятый бревнами, но живой. Это был нижегородский плотник Аленсей Смородов. В июне армия строителей увеличилась до 6 тысяч человек. Строительство расширялось и усложнялось. Механизмов всякого рода было мало, зато била ключом творческая мысль. Понадобилось бы исписать целые тома, если собрать все воедино, что было порождено творческим озарением, смекалкой, настойчивым поиском, самоотверженным порывом. Никогда не забыть героической атаки, иначе и не назовешь подвиг бригады Макаренко, бросившейся 8 ноября 1932 года в кипящую реку спасать плоты с лесом, которые разыгравшаяся буря угрожала вот-вот разбить и угнать в океан; или остроумные способы трелевки леса, когда не было не только тракторов, но и лошадей; легендарный сплав по ледяному каналу и многое, многое другое. Стройна набирала силы, но все же было ясно, что к сроку - 1 января 1933 года - завода не построить. Мне это было видней, чем ному бы то ни было. Изучив проект, я пришел к мысли, что завод надо строить в две очереди: вначале выполнить 40 процентов работ, а 60 процентов - потом. Первоочередной являлась постройка сборочного цеха, дока для сборки судов из элементов, присылаемых с судостроительных заводов в Европейской части СССР. Все это я изложил в письме Серго. Так было установлено самим Григорием Константиновичем. В тех случаях, когда то или иное задание не могло быть выполнено, он разрешал писать ему товарищеские письма с обоснованием своих предложений, а он решал, как поступить. Я этим пользовался и писал письма Серго, когда не был согласен с отдельными указаниями наркомата. В августе из Москвы прибыла комиссия. Для меня это было полной неожиданностью. Больше всего меня удивляло, что приезд комиссии держали в секрете. «Что за комиссия, создатель...» - пытался я разгадать ее назначение, но ничего придумать не мог. Положение начальника стройки обязывало к гостеприимству. Членам комиссии были предоставлены две каюты на пароходе. Комиссию возглавлял Охотников, заместитель председателя комиссии - председатель ЦК союза транспортных рабочих Николаев и три специалиста, фамилии которых я не запомнил. Отдохнув, комиссия приступила к «делу».

- Как в тайге, трудно строить? - спросил меня председатель.

- Нелегко, - ответил я. Тогда председатель изложил цель приезда комиссии: строительство законсервировать, а оборудование передать краевым предприятиям. Я не поверил своим ушам.

- А согласие ЦК партии имеется у вас? Строительство может быть прекращено только по указанию Центрального Комитета партии.

- Нет. Но вот мандат... Мандат, в котором предписывалось самоубийство завода, был подписан заместителем наркомтяжпрома Пятаковым. Выполнить его распоряжение я отказался, заявил, что обо всем доложу наркому. А пока не могу разрешить комиссии приступить к работе.

- В чем же, однако, дело? - допытывался я. Из не очень внятных объяснений членов комиссии я стал догадываться, где тут собака зарыта. Как раз тогда экспедиция под руководством О. Ю. Шмидта на ледокольном пароходе «Александр Сибиряков» впервые заканчивала сквозное плавание из Белого моря в Тихий океан за одну навигацию. Раз так, должно быть, решил кто-то в НКТП, суда на Дальний Восток могут пройти по новому, кратчайшему пути и незачем создавать судостроительное предприятие на Дальнем Востоке. Решение о консервации при любых условиях казалось мне ошибочным. Ведь судостроительный завод был лишь первым, закладывающим фундамент целому индустриальному центру на Дальнем Востоке. Особенно настораживало отсутствие решения Центрального Комитета партии. Краевым партийным организациям тоже ничего не было известно об этом. Члены комиссии обещали, что не станут будоражить коллектив разговорами о своей миссии, но слова своего не сдержали. Утром, когда я на одном из участков указал на нераспорядительность прораба, то услышал в ответ:

- Не волнуйтесь, нас все равно закрывают... Распространение таких слухов могло дезорганизовать коллектив, и я категорически их отверг. А комиссию пришлось принудительно выслать из Пермского. Я телеграфно сообщил Орджоникидзе, что комиссия Охотникова по мандату за подписью Пятакова прибыла для решения совместно со мной вопроса о консервации нашего строительства и передаче материальных ценностей другим стройкам края. Не имея соответствующих указаний Центрального Комитета и наркома, я категорически запретил членам комиссии говорить кому-нибудь на стройке о предстоящей якобы консервации. Ввиду того, что комиссия не изменила своего поведения и разговорами о консервации стала разлагать трудовую дисциплину на строительстве, я вынужден был в принудительном порядке отправить ее обратно в Хабаровск. Через день Орджоникидзе подтвердил правильность моих действий, обязал максимально форсировать работы, а комиссии предложил немедленно вернуться в Москву, аннулировав ее мандат. В конце ноября я выехал в Москву для доклада наркому о состоянии дел на строительстве и обоснования просьбы о помощи строительными материалами, оборудованием, транспортом, в чем стройна испытывала большую нужду. Серго в Москве не оказалось, он был в командировке. Мне сказали, что вопрос о консервации решен Бюро новостроек наркомата, которое возглавлял И. Н. Смирнов. Он подтвердил решение бюро и не пожелал его обсуждать. Пятанов передал через секретаря, что разговаривать со мной на эту тему не будет. Я обратился к Ворошилову, рассказал ему о высланной мной комиссии и своих соображениях по очередности строительства. Он со мной согласился. Затем меня вызвали на доклад к Сталину. Выслушав мои подробные объяснения, он сказал, что доклад Наркомтяжпрома о строительстве завода будет заслушан на Политбюро и что этот доклад должен делать я. Тем временем Серго вернулся в Москву. Григорий Константинович не любил, когда, минуя его, обращались в высшие инстанции. Он как нарком хотел раньше сам разобраться в любом деле, как бы сложно оно ни было, и не то в шутку, не то всерьез пожурил меня за то, что, не дождавшись его, сделал доклад Сталину. Я рассказал, как было дело. Серго предложил мне составить докладную записку в ЦК за его и моей подписями и приложить проект резолюции ЦК. Подписав записку, Серго по-отечески наставлял меня, как делать доклад.

- Я понимаю, - сказал он, - что ты будешь волноваться, делая доклад на Политбюро, но ты должен помнить, что за твоей спиной я и в случае необходимости приду тебе на помощь. Перед заседанием Политбюро меня предупредили: поскольку представлена развернутая докладная записка, мне как докладчику нужно только напомнить о существе вопроса и предложений, не вдаваясь в подробности. Я волновался до того, как начал доклад, а потом увлекся и стал излагать дело обстоятельно, со всеми обоснованиями и выводами. Но тут взглянул на часы и ужаснулся.

- Простите, - сказал я взволнованным голосом, - я уже сорок минут говорю, а давалось пять минут.

- Говорите все, что считаете нужным, - сказал Сталин. Но я уже вышел из колеи и скоро закончил. Политбюро согласилось с предложениями Наркомтяжпрома и поручило комиссии разработать окончательное решение. Главное в предложениях заключалось в том, чтобы разбить строительство на две очереди: первая очередь - сооружение доков (и необходимых цехов) для сбора судов из готовых элементов, которые будут поступать с других судостроительных заводов страны; вторая очередь - завершение строительства завода с полным судостроительным комплексом. Коллектив с радостью узнал, что просьба строителей удовлетворена - село Пермское переименовано в город Комсомольск-на-Амуре. Комсомольцы с новыми силами принялись за дело. Но тут наступили новые трудности продовольственного характера, особенно сказывалось отсутствие в нашем рационе овощей и мяса, отсутствие витаминов. Уже в следующем году коллектив раскорчует земли, положит начало совхозу. Но нынче, приехав в мае, имея такой напряженный производственный план, ничего сделать не смогли. Мукой стройка вначале располагала в достаточном количестве. Но нам предложили передать соседней стройке 150 тонн муки. Пришлось урезать на время даже норму выдачи хлеба. Был некоторый расчет на охоту как на источник снабжения свежим мясом. Какую-то подсобную роль охота сыграла, но, разумеется, это была зыбкая база для многотысячного коллектива, к тому же звери и птица, учуяв приближение человека, ушли подальше в тайгу. Появилась цинга. Сырое мясо, свежую рыбу, квашеную капусту - эти драгоценные продукты в некотором количестве можно было получить у нанайцев. Я отправился в одно стойбище, просил везти нам продукты, сказал, что хорошо заплачу деньгами и вещами. Выслушали меня, молчат. Наконец старейшина говорит:

- Не доверяем вам, обманете. Оказалось, что один местный леспромхоз не выполнил своих обязательств перед ними, и доверие было потеряно.

- А я вам верю, - говорю, - завтра привезу деньги, телогрейки и другие товары и раздам вам, а вы, не сомневаюсь, привезете продукты. Так и сделали. Доверие было завоевано, и нанайцы стали возить понемногу рыбу, мясо, кой-какие овощи. То немногое, что удавалось достать, предназначалось больным. А остальным пока достался хвойный настой. Это врач строительства Владимир Любимович Пендрие предложил заваривать в котлах хвою и поить людей. Настой хвои оказался хорошим противоцинготным средством, но напиток этот, нужно признать, был препротивный, честно говоря, с души воротило. Я отведал его вместе с другими в целебных и педагогических целях. Но многие отказывались и пытались незаметно вылить свою кружку. Пришлось прибегнуть к такой мере: кто не выпьет настоя, тот не получит обеда. Постепенно привыкли, и скольких же спас от заболевания лесной рецепт Пендрие! Удачный опыт торговли, а главным образом товарообмена с ближними стойбищами подсказал мысль об экспедиции в более отдаленные места. Комитет комсомола снаряжает такой поход на лыжах. Качаев - командир, Шефтелевич - комиссар, Нутрецов, Мордаков, Шидловский - всего 10 или 11 человек. Комсомольцы не везут с собой ни денег, ни вещей, а укладывают в вещевые мешки книги, бумагу, газеты, какие-то легкомысленные предметы для фокусов и еще... гитару. Приближаясь к стойбищу, экспедиция высылала вперед двух своих представителей. Они устанавливали контакт с молодежью, вывешивали объявление о концерте. Нужно ли говорить, что «зрительный зал» - школа или изба побольше всегда бывали переполнены. Разговор начинался с рассказа о важнейших новостях, новости все хотят знать, - о больших новых заводах и о том, который рождается тут неподалеку. Многие из слушателей узнавали об этом впервые, и это удивляло, как и то, что строят этот новый завод одни молодые ребята, такие, как эти приезжие. На лицах собравшихся, особенно женщин, ложилась печаль, когда они узнавали, что многие строители тяжело болеют.

- Везите нам рыбу, медвежатину, оленину, и они быстро поправятся, - говорили комсомольцы, уловив настроение сочувствия и доброжелательности. Потом начинался концерт. Тут неожиданно открывались таланты. Лева Качаев прекрасно жонглировал, Мордаков показывал акробатические номера, Шидловский пел, и все вместе отплясывали под звон гитары все, что умели, - и русские и нанайские танцы, классические и современные. Концерт окончательно завоевал расположение охотников и рыболовов. Затем традиционное угощение скоблянкой с обязательным пригублением чарки, ходившей по кругу - от старейшего до грудничка, которому мазали губы обмакнутым в спирт пальцем. Оставив книжки, бумагу, экспедиция отправлялась в следующее стойбище. Ребята знали, что потрудились не зря. Экспедиция еще не вернулась, а на стройку стали прибывать небольшие обозы с продуктами здоровья. Потом была устроена ярмарка; весть о ней по селам и стойбищам разнесли специально разосланные агенты. Она тоже пополнила наши продовольственные фонды. Всего этого, конечно, было мало, но самое тяжелое было уже позади. Эта первая такая трудная зима причинила чувствительный урон: 229 человек уехали по болезни, до 200 - дезертировали. Но тысячи других остались, мужественно перенесли все тяготы. Уже по-весеннему пригревало солнце, вот-вот тронется лед на Амуре, откроется навигация, начнется регулярное снабжение, и стройка заживет нормальной жизнью. Комсомолия стала еще более сплоченной, боевой, несгибаемой. Эта наступательная энергия ярко проявилась в соревновании за право уложить первый камень в фундамент завода. Первый камень! Он всегда волнует. Он на грани сотворенного и предстоящего. С него начнут подниматься стены, расти здание, и оно уже видится его творцам. Для Комсомольска закладка первого камня в фундамент промышленного корпуса имела особое значение. Ведь это начинает осуществляться мечта, ради которой сюда съехалось более шести тысяч человек со всех концов страны, из 22 областей, краев и республик. К этому времени уже было построено 59 бараков, поселок для инженерно-технических работников, больничный городок, баня, кино «Ударник», лесозавод, механические мастерские, временная электростанция, насосная станция, проложен водопровод. Наступила очередь и собственно завода. Все готовились к большому дню. Жаркое соревнование разгорелось между плотницкими бригадами Смородова и Макаренко. Они торопились закончить жилые постройки, чтобы быть готовыми к строительству заводского корпуса. За этими бригадами пристально следила вся стройка, болельщики были и у той и у другой. Победили смородовцы, бригада Макаренко заняла второе место. Церемония закладки первого промышленного здания оказалась более торжественной и волнующей, чем можно было ожидать. Прибыл командарм Блюхер и с ним большой отряд краснофлотцев. Его по-отечески взыскательные и теплые слова, обращенные к молодым строителям, исторгли из тысяч сердец прозвучавшее как клятва обещание - построить завод в срок! Командарм заложил первый камень в фундамент первого цеха. Его подпись стояла первой на акте закладки. За ним расписался я, Алексей Смородов и другие. В истории Комсомольска перевернулась еще одна страница. Эти беглые заметки мне хочется закончить эпизодом, очень характерным для духа той поры, который я пытался передать. С момента закладки промышленного корпуса стройка стала набирать темпы, леса требовалось все больше, а запасы лесозавода были на исходе. На правый берег Амура, в район богатой лесом сопки Пиваны, была брошена половина строителей. Вооружены были заготовители ручными пилами, топорами, по одной-две лошади на бригаду. Ставка делалась на изобретательность, хватку: техники не было. Одна из бригад была сформирована из работников управления строительства в числе 33 человек. Возглавил ее Сергей Шефтелевич. Секретарь парторганизации управления инженер Я. П. Варенцов, в прошлом отличный плотник, также вызвался поехать на заготовку леса. По его инициативе бригада подготовила дверную и оконные перехватки, захватила кирпич, стекло. В первый же день срубили избу, проконопатили извлеченным из-под снега мохом, сложили печь. Потом пристроили помещения для столовой и лошадей. Работа спорилась. Но как подвезти, стрелевать лес к берегу Амура? Нашли выход и тут. Соорудили деревянную узкоколейку, рельсами служили обшитые шинным железом лежни, по которым лошадь легко тащила нагруженные бревнами вагонетки. В других бригадах, работавших на возвышенных местах, прорывали в снегу лоток, обливали бревна водой, и они, обледенев, скользили вниз. На берегу Амура скопилось 24 тысячи кубометров леса, КАК его доставить на противоположный берег к лесозаводу? Ширина реки тут около трех километров. На автомашины рассчитывать не приходится. Их очень мало, и используются они на жизненно важных работах, с которых снять их нельзя. И тут рождается идея о канале во льду! Мне помнится, что высказал ее инженер Розенберг, другие называют молодого специалиста Василия Сухнева. Но кто бы ни был ее автором - один ли человек, или ледовый канал плод коллективной мысли, - предложение замечательное. Оно требовало инженерного решения: какими должны быть габариты канала - ширина, глубина, как наполнить его водой. Расчеты показали: ширина по верху метр, глубина 80 сантиметров. Проложили трассу, и вот от берега до берега выстроилась комсомольская рать. Да, это был отряд бойцов, начавших наступление против сил стихии по всему фронту одновременно! Самые сильные взялись за ломы, кирки, другие лопатами, как могли, выгребали лед. Работали круглые сутки, нельзя было прервать работу ни на час, иначе пурга, ветер занесут все - и начинай сначала. Работали яростно, до изнеможения. Валенки примерзали ко льду, полушубки и ватники покрывались ледяным панцирем. Одна смена уходила, тут же заступала другая. Техники промеряли глубину, следили за тем, чтобы дно канала не было сильно порожистым. И вот ложе готово. Вынуто две с половиной тысячи кубометров льда. Но как заполнить канал водой? Сквозь всю толщу льда пробили на равном расстоянии друг от друга лунки, и казавшаяся черной амурская вода, найдя отдушины, заполнила многокилометровое ледяное корыто. Теперь только успевай гнать бревна одно за другим, толкая их баграми, гнать круглые сутки, не давая морозу сковать ни малейшего участка. Не в силах одолеть людскую дерзость, свирепый мороз в дружбе с ветром затягивал края канала ледяной пленкой, и если ее вовремя не убрать, гляди, затянет весь канал. Тут сработала смекалка: ледяную кашу стали вычерпывать специально изготовленными проволочными сетками. Шесть дней и шесть ночей, как в библейском сказании о сотворении мира, длилась битва со стихией. И правда, не божественной силой, а людской волей на краю советской земли сотворился новый уголок мира. Безостановочно работал невиданный конвейер, выбрасывая на левый берег реки все новые и новые сотни бревен. Там вырос солидный лесной склад: 24 тысячи кубометров отличной древесины. Ожил лесозавод. Жил и строился легендарный город на Амуре. Вскоре после эпопеи с ледяным каналом я уехал из Комсомольска. Меня назначили начальником нового строительства в Челябинске.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.